Быстрый переход

Россия в начале XX века

Оцените материал
(150 голосов)

К началу XX в. Россия оставалась едва ли не единственной европейской страной, где во всей незыблемости сохранялся абсолютизм. В Своде законов Российской империи торжественно провозглашалась обязанность полного послушания царю; власть его определялась как "самодержавная и неограниченная".

Абсолютные прерогативы царя ограничивались всего лишь двумя условиями, обозначенными в основном правовом документе империи; ему вменялось в обязанность:

1) неукоснительно соблюдать закон о престолонаследии и 2) исповедовать православную веру.

Будучи преемником и наследником византийского императора, царь-самодержец, согласно СЗРИ, получал власть непосредственно от Бога. Поэтому любое покушение на верховную власть императора или его отказ хотя бы от части своих прерогатив считались святотатством. Конечно, самодержавие могло проводить реформы сверху, но в его намерения никогда не входило создание какого-либо конституционного органа, т.к. он неизбежно стал бы оплотом организованной оппозиции. В управлении страной царь опирался на централизованный и строго иерархизированный бюрократический аппарат. Государственный Совет был законосовещательным органом, а члены его, чиновники высшего ранга, назначались пожизненно. Мнения, высказываемые членами Совета при рассмотрении законов, никоим образом не ограничивали свободы решений государя. Исполнительный орган самодержавного государства - Совет Министров - имел также консультативные функции. Что же касается Сената, то к рассматриваемому периоду он фактически превратился в орган, выполняющий функции Верховного Суда. Сенаторы, назначаемые почти всегда пожизненно самим государем, должны были обнародовать законы, разъяснять их, следить за их исполнением и контролировать законность действий представителей власти на местах. Как и в прошлом, высшие государственные чиновники в подавляющем большинстве были потомственными дворянами. Дворянская аристократия также занимала ключевые должности в провинции, и прежде всего пост губернатора. Сохраняли свое влияние на местах и дворянские собрания, представлявшие собой одновременно выборный орган дворянского самоуправления и основное звено административной системы.

Единственное значительное изменение данного института затрагивало его состав, неуклонно падал удельный вес представителей помещиков и, параллельно, увеличивалось представительство дворянства, избравшего путь государственной службы или предпринимательства. Помещики оставались очень консервативной и по-прежнему влиятельной (хотя и неуклонно терявшей свое влияние) силой. Между ними и верхушкой чиновничества наблюдалась взаимная неприязнь. По мнению помещиков чиновничество (большинство представителей которого принадлежали к дворянскому сословию) переродилось "в класс внесословных интеллектуалов", став "непреодолимой стеной, которая разделила монарха и его народ". Даже робкие попытки высшего чиновничества провести необходимую модернизацию России (не в последнюю очередь с целью самосохранения дворянства как класса) встречали неизменно резкий отпор консервативной и недальновидной помещичьей среды. Совершенно отстранена от политической власти была набиравшая силу русская буржуазия. Смерть жесткого консерватора Александра III и восшествие на престол Николая II (1894 - 1917) пробудило надежды тех, кто по-прежнему стремился к таким реформам, как отделение религии от государства, гарантии основных свобод, наличие выборных органов власти. В адрес царя поступали прошения, в которых земства высказывали надежду на возобновление и продолжение реформ 60-х - 70-х гг. Однако, 29 января 1895 г. Николай II в своей речи перед представителями земств категорически оказался от каких бы то ни было уступок и, назвав их "бессмысленными мечтаниями", заявил: "Пусть все знают, что Я, посвящая все Свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный, покойный Родитель". На рубеже веков у царской власти была лишь одна насущная политическая задача - во что бы то ни стало сохранить самодержавие. Социальная база самодержавия медленно, но неуклонно сокращалась. Однако Николай II этого не понимал.

Особенности экономического развития. Деятельность С.Ю. Витте

Подобно тому, как политическая система Российской империи значительно отличалась от западной, свою специфику имело и развитие капитализма. Понимая, что развитие промышленности необходимо для поддержания должного уровня боеготовности армии, правительство с очень большим опасением смотрело на социальные последствия индустриализации - возрастание роли буржуазии и появление пролетариата. Соперничество с европейскими державами вынуждало русское самодержавие создавать широкую сеть железных дорог и финансировать тяжелую промышленность. Таким образом, железнодорожное строительство (только за период с 1861 по 1900 г. было построено и введено в эксплуатацию51 600 км железных дорог, причем 22 тыс. из них были введены в эксплуатацию в течение одного десятилетия, с 1890 по 1900 г.) дало значительный импульс развитию всей экономики в целом и превратилось в движущую силу индустриализации России. Однако в течение трех десятилетий, последовавших за освобождением крестьян, рост промышленности оставался в целом относительно скромным (2,5 - 3% в год). Экономическая отсталость страны являлась серьезным препятствием на пути индустриализации. Вплоть до 1880 г. стране приходилось ввозить сырье и оборудование для строительства железных дорог. На пути к реальным переменам стояли два основных препятствия: первое - слабость и неустойчивость внутреннего рынка, обусловленные крайне низкой покупательной способностью народных масс, в особенности крестьянства; второе - нестабильность финансового рынка и слабость банковской системы, что исключало возможность серьезных капиталовложений. Для преодоления этих препятствий требовалась значительная и последовательная помощь со стороны государства. Она приняла конкретные формы в 1880-е гг., а в полную меру проявилась в 1890-е гг. Продолжая дело, начатое его предшественниками Михаилом Х. Рейтерном, Николаем Х. Бунге и Иван А. Вышнеградским, Сергей Юльевич Витте, министр финансов с 1892 по 1901 гг., сумел убедить Николая II в необходимости проведения последовательной программы развития промышленности. Эта программа предполагала резкое усиление роли государства в экономике, значительную поддержку национальной промышленности (как казенной, так и, прежде всего, частной) и состояла из четырех основных пунктов:

1) жесткая налоговая политика, которая, будучи весьма льготной для промышленности, требовала значительных жертв со стороны городского, а в особенности сельского населения. Тяжелое налоговое обложение крестьянства, постоянно растущие косвенные налоги на товары широкого потребления (в первую очередь государственная винная монополия - 1894 г.) и другие меры гарантировали в течение 12 лет бюджетные излишки и позволили высвободить необходимый капитал для вложения в промышленное производство и размещение государственных заказов на промышленных предприятиях (т.о. основными плательщиками налогов стали не предприниматели, а население);

2) строгий протекционизм, который оградил начавшие развиваться секторы отечественной промышленности от иностранной конкуренции;

3) денежная реформа (1897 г.), гарантировавшую стабильность финансовой системы и платежеспособность рубля. Была введена система единого обеспечения рубля золотом, его свободная конвертируемость, жесткая упорядоченность права эмиссии - в результате золотой рубль на рубеже веков превратился в одну из устойчивых европейских валют. Реформа также повлияла на расширение иностранных капиталовложений, чему в немалой мере способствовало развитие банковского дела, причем некоторые банки приобрели первостепенное значение (например, Русский банк для внешней торговли, Северный банк, Русско-Азиатский банк).

4) привлечение иностранного капитала. Оно производилось либо в виде непосредственных капиталовложений в предприятия (иностранные фирмы в России, смешанные предприятия, размещение русских ценных бумаг на европейских биржах, и т.д.), либо в виде государственных оп! ционных займов, распространяемых на британском, немецком, бельгийском, но главным образом на французском рынках ценных бумаг. Доля иностранного капитала в акционерных обществах, по разным источникам, варьируется от 15 до 29% от общего капитала. На самом деле более показательными представляются суммы капиталовложений по отраслям и странам за десятилетие с 1890 по 1900 г. Наибольшее количество иностранных инвестиций шло в угольную промышленность и металлургию, а среди иностранных инвесторов составляли большинство французы и бельгийцы, им принадлежало 58% капиталовложений, в то время как немцы владели всего 24%, а англичане - 15%. К концу XX в. приток иностранного капитала стал массовым явлением.

Такое положение, естественно, привело к серьезной политической полемике, особенно в 1898-1899 гг., между Витте и теми деловым кругами, которые успешно сотрудничали с иностранными фирмами с одной стороны, и с другой - такими министрами, как Михаил Н. Муравьев (МИД) и Алексей Н. Куропаткин (Военное министерство), поддержанными помещиками. Витте стремился ускорить процесс индустриализации, который позволил бы Российской империи догнать Запад. Противники Витте считали, что опора на заграницу неизбежно ставила Россию в подчиненное положение к иностранным инвесторам, а это, в свою очередь, создавало угрозу национальной безопасности. В марте 1899 г. Николай II решил спор в пользу Витте. Последний убедил царя в том, что стабильность политической власти в России гарантировала ее экономическую независимость. ("Только разлагающиеся нации могут бояться закрепощения их прибывающими иностранцами. Россия не Китай!").

Приток иностранного капитала сыграл значительную роль в промышленном развитии 1890-х гг. Однако вскоре обнаружились и связанные с ним проблемы: стоило в последние месяцы 1899 гг. произойти свертыванию иностранных инвестиций в связи с мировым экономическим кризисом, как тут же появились затруднения с получением новых кредитов и в российских банках и их вздорожание. Как следствие наступил кризис в горнодобывающей, металлургической и машиностроительной промышленности, контролируемой в значительной степени иностранным капиталом или выполняющей государственные заказы. Все же результаты экономической политики Витте были впечатляющими . За тринадцать лет (1887 - 1900 гг.) занятость в промышленности увеличивалась в среднем на 4,6% в год, Общая протяженность железнодорожной сети удвоилась за двенадцатилетний срок (1892-1904 гг.). За эти годы было завершено строительство Транссибирской железной дороги, что значительно упростило дальнейшее освоение региона, были проложены новые железнодорожные ветки, имеющие скорее стратегическое, нежели экономическое, значение. Так, например, строительство ветки Оренбург - Ташкент, запланированное по соглашению с правительством Франции в тот период, когда вследствие инцидента в Фашоде (Судан) испортились отношения между Францией и Британией, имело единственной целью обеспечить связь между европейской частью России и Средней Азией в предвидении возможных совместных военных действий против британских колоний.

"Железнодорожная лихорадка" способствовала развитию надежной современной металлургической промышленности с высокой концентрацией производства (13 промышленных рабочих была занята на 2% предприятий). За 10 лет производство чугуна, проката и стали утроилось. Добыча нефти увеличилась в пять раз, а Бакинский регион, освоение которого развернулось с 1880 г., к концу 1900 г. давал половину мировой добычи нефти. Промышленный взлет 1890-х гг. полностью преобразил многие области империи, вызвав развитие городских центров и возникновение новых крупных современных заводов. Он на тридцать лет вперед определил лицо промышленной карты России. Центральный регион вокруг Москвы приобрел еще большее значение, так же как и район вокруг Санкт-Петербурга, где сосредоточились такие промышленные гиганты, как Путиловские заводы, насчитывавшие более 12 тыс. рабочих, металлургические и химические предприятия. Урал же, напротив, пришел к то му времени в окончательный упадок из-за своей социальной и технологи ческой отсталости. Место Урала заняла Новороссия. Разработка запасов железной руды Криворожья и каменного угля в Донбассе позволили ей выйти на одно из первых мест в империи по темпам экономического развития. В районе Лодзи (Польша) примерно в равной пропорции были представлены тяжелая и перерабатывающая промышленность. В портовых городах Балтики (Рига, Ревель, Санкт-Петербург) развивались отрасли промышленности, для которых требовалась рабочая сила более высокой квалификации, такие как точная механика, электрооборудование, военная промышленность. В портах Причерноморья развивалась химическая и особенно пищевая промышленность. Многоотраслевой стала промышленность Москвы. По-прежнему ведущим оставалось текстильное производство в районе верхнего течения Волги. Небывалый подъем экономики в конце XIX в. способствовал накоплению капиталов, но одновременно с этим и появлению новых социальных прослоек с их проблемами и запросами, чуждыми самодержавному обществу. Он породил, тем самым, серьезный дестабилизирующий фактор в этой жесткой и неподвижной политической системе.

Дальнейшему развитию страны мешал низкий уровень промышленного потребления сельского населения, и неразвитый потребительский рынок в городе. Развитие промышленности в значительной степени зависело от государственных заказов и недостаточно стимулировалось внутренним рынком. Основным противоречием развития экономики страны стал колоссальный разрыв между сельским хозяйством с его архаичными способами производства и промышленностью, опирающейся на передовую технологию. Россия стала страной с многоукладной экономикой. Одним из последствий экономического развития 1890-х гг. стало образование промышленного пролетариата. Ленин считал, что пролетарское и полупролетарское население города и деревни достигало 63,7 млн. человек, однако это явное преувеличение. В действительности же количество рабочих, занятых в различных отраслях сельского хозяйства, промышленности и торговли, не превышало 9 млн. Что же касается рабочих в строгом (европейском) смысле слова,! их насчитывалось всего 3 млн. Тем не менее, чрезвычайно высокий уровень промышленной концентрации способствовал возникновению подлинного рабочего класса. Русский пролетариат был молодым, с ярко выраженным разделением между небольшим ядром квалифицированных рабочих и подавляющим большинством недавних выходцев из деревни, не отличавшихся высокими профессиональными навыками и не утративших связь с родной деревней. Это разделение четко ощущалось самими рабочими и препятствовало их объединению для борьбы за свои права. Отличительной чертой русского пролетариата был невысокий удельный вес т.н. "рабочей аристократии", настроенной достаточно умеренно. Около трети рабочих жили за пределами традиционных промышленных центров: вокруг изолированно стоящих заводов, вдоль путей сообщения, либо неподалеку от источников энергоснабжения.

Как известно, еще в царствование Александра III в России появились зачатки рабочего законодательства, однако в целом условия труда и быта рабочих оставались крайне тяжелыми. Нерешенность и острота рабочего вопроса проявилась в серии стачек, наиболее значительной из которых была стачка в мае-июне 1896 г. 35 тысяч работников текстильной промышленности С.-Петербурга. Они выдвигали чисто экономические и социальные требования. Правительство, испугавшись размаха и длительности забастовки, пошло на уступки, в июне 1897 г. рабочий день был ограничен 11,5 часами, обязательным выходным днем было объявлено воскресенье. Однако, подобно предыдущим этот закон плохо соблюдался, а у правительства не было достаточных сил и возможностей для того, чтобы контролировать предпринимателей, категорически противившихся какому бы то ни было вмешательству властей в их отношения с рабочими. В принципе все виды рабочих объединений и профсоюзов были запрещены. Однако, чтобы предупредить возможные контакты между рабочими и агитаторами, власти решили создать официальные профсоюзы, которые получили название зубатовских по имени Сергея В. Зубатова, перешедшего, подобно многим бывшим революционерам, на службу в царскую! охранку , а с 1896 г. возглавившего Московское охранное отделение. Идея Зубатова была проста и полностью соответствовала самодержавной идеологии, согласно которой царь-батюшка являлся естественным защитником рабочего люда. Поскольку забастовки и всякие другие формы рабочего движения не разрешались, правительству надлежало самому взять в руки заботу о "законных" (т.е. экономических) интересах трудящихся.

Таким образом, власти стремились укрепить традиционные верноподданические настроения в рабочей среде и избежать постепенного перерастания борьбы рабочих за свои права в революционную борьбу против существующего строя, направив их недовольство против частных предпринимателей. Существование зубатовских профсоюзов (особенно влиятельных в Москве, где они почти полностью монополизировали влияние на рабочих) стало причиной острого конфликта между Министерством финансов (С.Ю. Витте) и МВД (В.К. Плеве) Исходя из стремления обеспечить высокие темпы экономического роста Витте категорически протестовал против поддержки государством рабочих организаций в любом их виде. Плеве, в свою очередь, видя свою задачу прежде всего в искоренении революционных настроений долгое время видел в "зубатовщине" чуть ли не панацею. В действительности организации подобного рода оказались обоюдоострым оружием, ибо с одной стороны они восстанавливали против правительства промышленников, а с другой - прививали рабочему классу зачатки организованности, так, что в критической ситуации объединенные в "зубатовском" профсоюзе рабочие могли выйти из под контроля властей и использовать организационную форму официального профсоюза для борьбы с властями. Такие случаи отмечались, в частности на Украине в 1903 г. Недостаточная эффективность зубатовских организаций вызвала конфликт их основателя с министром внутренних дел Плеве и в том же 1903 г. Зубатов подал в отставку. Однако его организации распущены не были. В рабочей среде к началу XX в. накопился огромный потенциал недовольства существующим положением вещей.

Вместе с тем, вплоть до 1905 г. контакты между рабочей средой и профессиональными революционерами были весьма ограничены. Реформа 1861 г. освободила крестьян лишь с юридической точки зрения, не дав им экономической независимости. Юридические меры подчинения исчезли, однако экономическая зависимость крестьян от помещика сохранилась и даже усилилась. Из-за значительного прироста крестьянского населения (на 65% за 40 лет) все более острым становился недостаток земли (хотя и в это время земельные наделы русских крестьян были больше, чем у их собратьев в Европе!). 30% крестьян составили "излишек" населения, экономически ненужный и лишенный занятости. К 1900 г. средний надел крестьянской семьи снизился до двух десятин, это было намного меньше того, что она имела в 1861 г (тогда это был едва ли не минимальный возможный надел). Положение усугублялось отсталостью сельскохозяйственной техники. 13 крестьянских дворов была безлошадной, еще 13 имела всего одну лошадь. Неудивительно, что русский крестьянин получал самые низкие урожаи зерновых в Европе (5 - 6 ц. с га, тогда как в Западной Европе в среднем - 20-25). Обнищание крестьянского населения усугублялось усилением налогового гнета. Налоги, за счет которых в значительной мере шло развитие промышленности, ложились на крестьянство тяжелым бременем. В условиях падения цен на зерно (вдвое за 1851 - 1900 гг.) и роста цен на землю и арендной платы нужда в наличных деньгах для уплаты налогов вынуждала крестьянина продавать часть необходимой для собственного потребления сельскохозяйственной продукции. "Мы будем меньше есть, но будем больше экспортировать", - заявил в 1887 г. министр финансов Вышнеградский.

Четыре года спустя в перенаселенных черноземных губерниях страны разразился страшный голод, унесший десятки тысяч жизней. Он вскрыл всю глубину аграрного кризиса. Голод вызвал возмущение интеллигенции, способствовал мобилизации общественного мнения, потрясенного неспособностью властей предотвратить эт у катастрофу, тогда как страна экспортировала ежегодно пятую! часть у рожая зерновых. Находясь в зависимости от устаревшей сельскохозяйственной техники, от власти помещиков, которым они продолжали выплачивать высокую арендную плату и вынуждены были дешево продавать свой труд, крестьяне в большинстве своем терпели еще и мелочную опеку общины. Община устанавливала правила и условия периодического перераспределения земель (в строгой зависимости от количества едоков в каждой семье), календарные сроки сельских работ и порядок чередования культур, брала на себя коллективную ответственность (до 1903 г., отменена по инициативе Витте) за выплату налогов и выкупных платежей каждого из своих членов. Община решала, выдать или нет паспорт крестьянину, чтобы он мог покинуть насовсем или на время свою деревню и искать работу в другом месте. Чтобы стать полным собственником, крестьянину надо было не только полностью рассчитаться за землю, но и получить согласие не менее двух третей членов своей общины. Существование общины почти полностью затормозило экономическое развитие деревни, тем не менее она сохранялась, поскольку считалась гарантом политической стабильности в крестьянской среде.

Сохранение общинных традиций имело также другие последствия - оно задержало процесс социального расслоение в деревне. Чувство солидарности, принадлежности к общине мешало зарождению классового сознания у крестьян, тем самым тормозился процесс пролетаризации самых обездоленных. Даже после переселения в город крестьяне-бедняки, ставшие рабочими, не теряли полностью связь с деревней, по крайней мере в течение одного поколения. За ними сохранялся общинный надел и они могли вернуться в деревню на время полевых работ. (Однако начиная с 1900 г. практика эта заметно сократилась, особенно среди петербургских и московских рабочих, которым удалось перевезти в город и свои семьи.) В противовес этому общинные традиции замедлили экономическое раскрепощение и наиболее богатого сельского населения, кулаков, хотя, конечно, кулачество начало выкупать земли, брать в арену инвентарь, использовать на сезонных работах батраков,! давать им деньги в долг.

Расширение железнодорожной сети должно было активизировать товарообмен, что привело бы к значительному увеличению городского потребительского рынка. Однако большинство русских городов все еще было слишком слабо развито в экономическом отношении и, как следствие, бедно. Поэтому сельским производителям (кулакам) зачастую просто некому было продавать свою продукцию. На рубеже веков в России, по существу, не существовало того слоя общества, который можно было бы назвать деревенской буржуазией. В деревне бытовало совершенно особое отношение к собственности на землю, объяснявшееся общинным укладом. Они были твердо убеждены, что земля не должна принадлежать никому, будучи не предметом собственности, а скорее изначальной данностью их окружения, подобно, например, солнцу. Такого рода представления толкали крестьян на захват господских земель, лесов, помещичьих пастбищ и т. д. Наследие прошлого также ощущалось в консервативном мышлении землевладельцев. Помещик не стремился внедрять технические усовершенствования, которые увеличили бы производительность труда: рабочая сила имелась в избытке и почти бесплатно, так как крестьянское население постоянно росло; кроме того, помещик мог использовать примитивный инвентарь самих крестьян, привыкших к барщине. Имелись, конечно, и некоторые исключения, в основном на окраинах - в Прибалтике, Причерноморье, в степных районах юго-востока, в тех местностях, где давление общинного уклада и пережитки крепостничества были слабее. Поместное дворянство постепенно приходило в упадок из-за непроизводительных расходов, которые в конечном итоге привели к переходу земли в руки других социальных слоев. Однако процесс проходил достаточно медленно и не решал острейшей проблемы крестьянского малоземелья.