Россия на рубеже XIX - XX веков: экономика и внутренняя политика

Русское самодержавие при Николае II

К началу XX в. Россия оставалась едва ли не единственной европейской страной, где во всей незыблемости сохранялся абсолютизм. В Своде законов Российской империи торжественно провозглашалась обязанность полного послушания царю; власть его определялась как «самодержавная и неограниченная».

Абсолютные прерогативы царя ограничивались всего лишь двумя условиями, обозначенными в основном правовом документе империи; ему вменялось в обязанность: 1) неукоснительно соблюдать закон о престолонаследии и 2) исповедовать православную веру. Будучи преемником и наследником византийского императора, царь-самодержец, согласно СЗРИ, получал власть непосредственно от Бога. Поэтому любое покушение на верховную власть императора или его отказ хотя бы от части своих прерогатив считались святотатством. Конечно, самодержавие могло проводить реформы сверху, но в его намерения никогда не входило создание какого-либо конституционного органа, так как он неизбежно стал бы оплотом организованной оппозиции.

В управлении страной царь опирался на централизованный и строго иерархизированный бюрократический аппарат. Государственный Совет был законосовещательным органом, а члены его, чиновники высшего ранга, назначались пожизненно. Мнения, высказываемые членами Совета при рассмотрении законов, никоим образом не ограничивали свободы решений государя. Исполнительный орган самодержавного государства — Совет Министров — имел также консультативные функции. Что же касается Сената, то к рассматриваемому периоду он фактически превратился в орган, выполняющий функции Верховного Суда. Сенаторы, назначаемые почти всегда пожизненно самим государем, должны были обнародовать законы, разъяснять их, следить за их исполнением и контролировать законность действий представителей власти на местах.

Как и в прошлом, высшие государственные чиновники в подавляющем большинстве были потомственными дворянами. Дворянская аристократия также занимала ключевые должности в провинции, и прежде всего пост губернатора. Сохраняли свое влияние на местах и дворянские собрания, представлявшие собой одновременно выборный орган дворянского самоуправления и основное звено административной системы. Единственное значительное изменение данного института затрагивало его состав, неуклонно падал удельный вес представителей помещиков и, параллельно, увеличивалось представительство дворянства, избравшего путь государственной службы или предпринимательства. Помещики оставались очень консервативной и по-прежнему влиятельной (хотя и неуклонно терявшей свое влияние) силой. Между ними и верхушкой чиновничества наблюдалась взаимная неприязнь. По мнению помещиков, чиновничество (большинство представителей которого принадлежали к дворянскому сословию) переродилось «в класс внесословных интеллектуалов», став «непреодолимой стеной, которая разделила монарха и его народ». Даже робкие попытки высшего чиновничества провести необходимую модернизацию России (не в последнюю очередь с целью самосохранения дворянства как класса) встречали неизменно резкий отпор консервативной и недальновидной помещичьей среды. Совершенно отстранена от политической власти была набиравшая силу русская буржуазия.

Смерть жесткого консерватора Александра III и восшествие на престол Николая II (1894—1917) пробудило надежды тех, кто по-прежнему стремился к таким реформам, как отделение религии от государства, гарантии основных свобод, наличие выборных органов власти. В адрес царя поступали прошения, в которых земства высказывали надежду на возобновление и продолжение реформ 60-х — 70-х гг. Однако, 29 января 1895 г. Николай II в своей речи перед представителями земств категорически отказался от каких бы то ни было уступок и, назвав их «бессмысленными мечтаниями», заявил: «Пусть все знают, что Я, посвящая все Свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный, покойный Родитель». На рубеже веков у царской власти была лишь одна насущная политическая задача — во что бы то ни стало сохранить самодержавие. Социальная база самодержавия медленно, но неуклонно сокращалась. Однако Николай II этого не понимал…

Особенности экономического развития. Деятельность С. Ю. Витте

Подобно тому, как политическая система Российской империи значительно отличалась от западной, свою специфику имело и развитие капитализма. Понимая, что развитие промышленности необходимо для поддержания должного уровня боеготовности армии, правительство с очень большим опасением смотрело на социальные последствия индустриализации — возрастание роли буржуазии и появление пролетариата. Соперничество с европейскими державами вынуждало русское самодержавие создавать широкую сеть железных дорог и финансировать тяжелую промышленность. Таким образом, железнодорожное строительство (только за период с 1861 по 1900 г. было построено и введено в эксплуатацию 51 600 км железных дорог, причем 22 тыс. из них были введены в эксплуатацию в течение одного десятилетия, с 1890 по 1900 г.) дало значительный импульс развитию всей экономики в целом и превратилось в движущую силу индустриализации России. Однако в течение трех десятилетий, последовавших за освобождением крестьян, рост промышленности оставался в целом относительно скромным (2,5 — 3 % в год). Экономическая отсталость страны являлась серьезным препятствием на пути индустриализации. Вплоть до 1880 г. стране приходилось ввозить сырье и оборудование для строительства железных дорог.

На пути к реальным переменам стояли два основных препятствия: первое — слабость и неустойчивость внутреннего рынка, обусловленные крайне низкой покупательной способностью народных масс, в особенности крестьянства; второе — нестабильность финансового рынка и слабость банковской системы, что исключало возможность серьезных капиталовложений. Для преодоления этих препятствий требовалась значительная и последовательная помощь со стороны государства. Она приняла конкретные формы в 1880-е гг., а в полную меру проявилась в 1890-е гг. Продолжая дело, начатое его предшественниками Михаилом Х. Рейтерном, Николаем Х. Бунге и Иван А. Вышнеградским, Сергей Юльевич Витте, министр финансов с 1892 по 1901 гг., сумел убедить Николая II в необходимости проведения последовательной программы развития промышленности. Эта программа предполагала резкое усиление роли государства в экономике, значительную поддержку национальной промышленности (как казенной, так и, прежде всего, частной) и состояла из четырех основных пунктов:

1)жесткая налоговая политика, которая, будучи весьма льготной для промышленности, требовала значительных жертв со стороны городского, а в особенности сельского населения. Тяжелое налоговое обложение крестьянства, постоянно растущие косвенные налоги на товары широкого потребления (в первую очередь государственная винная монополия — 1894 г.) и другие меры гарантировали в течение 12 лет бюджетные излишки и позволили высвободить необходимый капитал для вложения в промышленное производство и размещение государственных заказов на промышленных предприятиях (т.о. основными плательщиками налогов стали не предприниматели, а население);

2)строгий протекционизм, который оградил начавшие развиваться секторы отечественной промышленности от иностранной конкуренции;

3)денежная реформа (1897 г.), гарантировавшую стабильность финансовой системы и платежеспособность рубля. Была введена система единого обеспечения рубля золотом, его свободная конвертируемость, жесткая упорядоченность права эмиссии — в результате золотой рубль на рубеже веков превратился в одну из устойчивых европейских валют. Реформа также повлияла на расширение иностранных капиталовложений, чему в немалой мере способствовало развитие банковского дела, причем некоторые банки приобрели первостепенное значение (например, Русский банк для внешней торговли, Северный банк, Русско-Азиатский банк).

4)привлечение иностранного капитала. Оно производилось либо в виде непосредственных капиталовложений в предприятия (иностранные фирмы в России, смешанные предприятия, размещение русских ценных бумаг на европейских биржах, и т. д.), либо в виде государственных опционных займов, распространяемых на британском, немецком, бельгийском, но главным образом на французском рынках ценных бумаг. Доля иностранного капитала в акционерных обществах, по разным источникам, варьируется от 15 до 29 % от общего капитала. На самом деле более показательными представляются суммы капиталовложений по отраслям и странам за десятилетие с 1890 по 1900 г. Наибольшее количество иностранных инвестиций шло в угольную промышленность и металлургию, а среди иностранных инвесторов составляли большинство французы и бельгийцы, им принадлежало 58 % капиталовложений, в то время как немцы владели всего 24 %, а англичане — 15 %. К концу XIX в. приток иностранного капитала стал массовым явлением.

Такое положение, естественно, привело к серьезной политической полемике, особенно в 1898—1899 гг., между Витте и теми деловым кругами, которые успешно сотрудничали с иностранными фирмами с одной стороны, и с другой — такими министрами, как Михаил Н. Муравьев (МИД) и Алексей Н. Куропаткин (Военное министерство), поддержанными помещиками. Витте стремился ускорить процесс индустриализации, который позволил бы Российской империи догнать Запад. Противники Витте считали, что опора на заграницу неизбежно ставила Россию в подчиненное положение к иностранным инвесторам, а это, в свою очередь, создавало угрозу национальной безопасности. В марте 1899 г. Николай II решил спор в пользу Витте. Последний убедил царя в том, что стабильность политической власти в России гарантировала ее экономическую независимость. («Только разлагающиеся нации могут бояться закрепощения их прибывающими иностранцами. Россия не Китай!»)

Приток иностранного капитала сыграл значительную роль в промышленном развитии 1890-х гг. Однако вскоре обнаружились и связанные с ним проблемы: стоило в последние месяцы 1899 гг. произойти свертыванию иностранных инвестиций в связи с мировым экономическим кризисом, как тут же появились затруднения с получением новых кредитов и в российских банках и их вздорожание. Как следствие наступил кризис в горнодобывающей, металлургической и машиностроительной промышленности, контролируемой в значительной степени иностранным капиталом или выполняющей государственные заказы.

Все же результаты экономической политики Витте были впечатляющими . За тринадцать лет (1887—1900 гг.) занятость в промышленности увеличивалась в среднем на 4,6 % в год, Общая протяженность железнодорожной сети удвоилась за двенадцатилетний срок (1892—1904 гг.). За эти годы было завершено строительство Транссибирской железной дороги, что значительно упростило дальнейшее освоение региона, были проложены новые железнодорожные ветки, имеющие скорее стратегическое, нежели экономическое, значение. Так, например, строительство ветки Оренбург — Ташкент, запланированное по соглашению с правительством Франции в тот период, когда вследствие инцидента в Фашоде (Судан) испортились отношения между Францией и Британией, имело единственной целью обеспечить связь между европейской частью России и Средней Азией в предвидении возможных совместных военных действий против британских колоний. «Железнодорожная лихорадка» способствовала развитию надежной современной металлургической промышленности с высокой концентрацией производства (1/3 промышленных рабочих была занята на 2 % предприятий). За 10 лет производство чугуна, проката и стали утроилось. Добыча нефти увеличилась в пять раз, а Бакинский регион, освоение которого развернулось с 1880 г., к концу 1900 г. давал половину мировой добычи нефти.

Промышленный взлет 1890-х гг. полностью преобразил многие области империи, вызвав развитие городских центров и возникновение новых крупных современных заводов. Он на тридцать лет вперед определил лицо промышленной карты России. Центральный регион вокруг Москвы приобрел еще большее значение, так же как и район вокруг Санкт-Петербурга, где сосредоточились такие промышленные гиганты, как Путиловские заводы, насчитывавшие более 12 тыс. рабочих, металлургические и химические предприятия. Урал же, напротив, пришел к тому времени в окончательный упадок из-за своей социальной и технологической отсталости. Место Урала заняла Новороссия. Разработка запасов железной руды Криворожья и каменного угля в Донбассе позволили ей выйти на одно из первых мест в империи по темпам экономического развития. В районе Лодзи (Польша) примерно в равной пропорции были представлены тяжелая и перерабатывающая промышленность. В портовых городах Балтики (Рига, Ревель, Санкт-Петербург) развивались отрасли промышленности, для которых требовалась рабочая сила более высокой квалификации, такие как точная механика, электрооборудование, военная промышленность. В портах Причерноморья развивалась химическая и особенно пищевая промышленность. Многоотраслевой стала промышленность Москвы. По-прежнему ведущим оставалось текстильное производство в районе верхнего течения Волги.

Небывалый подъем экономики в конце XIX в. способствовал накоплению капиталов, но одновременно с этим и появлению новых социальных прослоек с их проблемами и запросами, чуждыми самодержавному обществу. Он породил, тем самым, серьезный дестабилизирующий фактор в этой жесткой и неподвижной политической системе .

Дальнейшему развитию страны мешал низкий уровень промышленного потребления сельского населения, и неразвитый потребительский рынок в городе. Развитие промышленности в значительной степени зависело от государственных заказов и недостаточно стимулировалось внутренним рынком. Основным противоречием развития экономики страны стал колоссальный разрыв между сельским хозяйством с его архаичными способами производства и промышленностью, опирающейся на передовую технологию. Россия стала страной с многоукладной экономикой.

Одним из последствий экономического развития 1890-х гг. стало образование промышленного пролетариата. Ленин считал, что пролетарское и полупролетарское население города и деревни достигало 63,7 млн. человек, однако это явное преувеличение. В действительности же количество рабочих, занятых в различных отраслях сельского хозяйства, промышленности и торговли, не превышало 9 млн. Что же касается рабочих в строгом (европейском) смысле слова, их насчитывалось всего 3 млн.

Тем не менее, чрезвычайно высокий уровень промышленной концентрации способствовал возникновению подлинного рабочего класса. Русский пролетариат был молодым, с ярко выраженным разделением между небольшим ядром квалифицированных рабочих и подавляющим большинством недавних выходцев из деревни, не отличавшихся высокими профессиональными навыками и не утративших связь с родной деревней. Это разделение четко ощущалось самими рабочими и препятствовало их объединению для борьбы за свои права. Отличительной чертой русского пролетариата был невысокий удельный вес т. н. «рабочей аристократии», настроенной достаточно умеренно. Около трети рабочих жили за пределами традиционных промышленных центров: вокруг изолированно стоящих заводов, вдоль путей сообщения, либо неподалеку от источников энергоснабжения.

Как известно, еще в царствование Александра III в России появились зачатки рабочего законодательства, однако в целом условия труда и быта рабочих оставались крайне тяжелыми.

Нерешенность и острота рабочего вопроса проявилась в серии стачек, наиболее значительной из которых была стачка в мае-июне 1896 г. 35 тысяч работников текстильной промышленности С.-Петербурга. Они выдвигали чисто экономические и социальные требования. Правительство, испугавшись размаха и длительности забастовки, пошло на уступки, в июне 1897 г. рабочий день был ограничен 11,5 часами, обязательным выходным днем было объявлено воскресенье. Однако, подобно предыдущим этот закон плохо соблюдался, а у правительства не было достаточных сил и возможностей для того, чтобы контролировать предпринимателей, категорически противившихся какому бы то ни было вмешательству властей в их отношения с рабочими.

В принципе все виды рабочих объединений и профсоюзов были запрещены. Однако, чтобы предупредить возможные контакты между рабочими и агитаторами, власти решили создать официальные профсоюзы, которые получили название зубатовских по имени Сергея В. Зубатова, перешедшего, подобно многим бывшим революционерам, на службу в царскую охранку, а с 1896 г. возглавившего Московское охранное отделение. Идея Зубатова была проста и полностью соответствовала самодержавной идеологии, согласно которой царь-батюшка являлся естественным защитником рабочего люда. Поскольку забастовки и всякие другие формы рабочего движения не разрешались, правительству надлежало самому взять в руки заботу о «законных» (то есть экономических) интересах трудящихся. Таким образом, власти стремились укрепить традиционные верноподданические настроения в рабочей среде и избежать постепенного перерастания борьбы рабочих за свои права в революционную борьбу против существующего строя, направив их недовольство против частных предпринимателей. Существование зубатовских профсоюзов (особенно влиятельных в Москве, где они почти полностью монополизировали влияние на рабочих) стало причиной острого конфликта между Министерством финансов (С. Ю. Витте) и МВД (В. К. Плеве) Исходя из стремления обеспечить высокие темпы экономического роста Витте категорически протестовал против поддержки государством рабочих организаций в любом их виде. Плеве, в свою очередь, видя свою задачу прежде всего в искоренении революционных настроений долгое время видел в «зубатовщине» чуть ли не панацею. В действительности организации подобного рода оказались обоюдоострым оружием, ибо с одной стороны они восстанавливали против правительства промышленников, а с другой — прививали рабочему классу зачатки организованности, так, что в критической ситуации объединенные в «зубатовском» профсоюзе рабочие могли выйти из под контроля властей и использовать организационную форму официального профсоюза для борьбы с властями. Такие случаи отмечались, в частности на Украине в 1903 г. Недостаточная эффективность зубатовских организаций вызвала конфликт их основателя с министром внутренних дел Плеве и в том же 1903 г. Зубатов подал в отставку. Однако его организации распущены не были.

В рабочей среде к началу XX в. накопился огромный потенциал недовольства существующим положением вещей. Вместе с тем, вплоть до 1905 г. контакты между рабочей средой и профессиональными революционерами были весьма ограничены.

Реформа 1861 г. освободила крестьян лишь с юридической точки зрения, не дав им экономической независимости. Юридические меры подчинения исчезли, однако экономическая зависимость крестьян от помещика сохранилась и даже усилилась. Из-за значительного прироста крестьянского населения (на 65 % за 40 лет) все более острым становился недостаток земли (хотя и в это время земельные наделы русских крестьян были больше, чем у их собратьев в Европе!). 30 % крестьян составили «излишек» населения, экономически ненужный и лишенный занятости. К 1900 г. средний надел крестьянской семьи снизился до двух десятин, это было намного меньше того, что она имела в 1861 г (тогда это был едва ли не минимальный возможный надел). Положение усугублялось отсталостью сельскохозяйственной техники. 1/3 крестьянских дворов была безлошадной, еще 1/3 имела всего одну лошадь. Неудивительно, что русский крестьянин получал самые низкие урожаи зерновых в Европе (5 — 6 ц. с га, тогда как в Западной Европе в среднем — 20-25).

Обнищание крестьянского населения усугублялось усилением налогового гнета. Налоги, за счет которых в значительной мере шло развитие промышленности, ложились на крестьянство тяжелым бременем. В условиях падения цен на зерно (вдвое за 1851—1900 гг.) и роста цен на землю и арендной платы нужда в наличных деньгах для уплаты налогов вынуждала крестьянина продавать часть необходимой для собственного потребления сельскохозяйственной продукции. «Мы будем меньше есть, но будем больше экспортировать», — заявил в 1887 г. министр финансов Вышнеградский. Четыре года спустя в перенаселенных черноземных губерниях страны разразился страшный голод, унесший десятки тысяч жизней. Он вскрыл всю глубину аграрного кризиса. Голод вызвал возмущение интеллигенции, способствовал мобилизации общественного мнения, потрясенного неспособностью властей предотвратить эту катастрофу, тогда как страна экспортировала ежегодно пятую часть урожая зерновых. Находясь в зависимости от устаревшей сельскохозяйственной техники, от власти помещиков, которым они продолжали выплачивать высокую арендную плату и вынуждены были дешево продавать свой труд, крестьяне в большинстве своем терпели еще и мелочную опеку общины. Община устанавливала правила и условия периодического перераспределения земель (в строгой зависимости от количества едоков в каждой семье), календарные сроки сельских работ и порядок чередования культур, брала на себя коллективную ответственность (до 1903 г., отменена по инициативе Витте) за выплату налогов и выкупных платежей каждого из своих членов. Община решала, выдать или нет паспорт крестьянину, чтобы он мог покинуть насовсем или на время свою деревню и искать работу в другом месте. Чтобы стать полным собственником, крестьянину надо было не только полностью рассчитаться за землю, но и получить согласие не менее двух третей членов своей общины. Существование общины почти полностью затормозило экономическое развитие деревни, тем не менее она сохранялась, поскольку считалась гарантом политической стабильности в крестьянской среде.

Сохранение общинных традиций имело также другие последствия — оно задержало процесс социального расслоение в деревне. Чувство солидарности, принадлежности к общине мешало зарождению классового сознания у крестьян, тем самым тормозился процесс пролетаризации самых обездоленных. Даже после переселения в город крестьяне-бедняки, ставшие рабочими, не теряли полностью связь с деревней, по крайней мере в течение одного поколения. За ними сохранялся общинный надел и они могли вернуться в деревню на время полевых работ. (Однако начиная с 1900 г. практика эта заметно сократилась, особенно среди петербургских и московских рабочих, которым удалось перевезти в город и свои семьи.) В противовес этому общинные традиции замедлили экономическое раскрепощение и наиболее богатого сельского населения, кулаков, хотя, конечно, кулачество начало выкупать земли, брать в арену инвентарь, использовать на сезонных работах батраков, давать им деньги в долг.

Расширение железнодорожной сети должно было активизировать товарообмен, что привело бы к значительному увеличению городского потребительского рынка. Однако большинство русских городов все еще было слишком слабо развито в экономическом отношении и, как следствие, бедно. Поэтому сельским производителям (кулакам) зачастую просто некому было продавать свою продукцию. На рубеже веков в России, по существу, не существовало того слоя общества, который можно было бы назвать деревенской буржуазией.

В деревне бытовало совершенно особое отношение к собственности на землю, объяснявшееся общинным укладом. Они были твердо убеждены, что земля не должна принадлежать никому, будучи не предметом собственности, а скорее изначальной данностью их окружения, подобно, например, солнцу. Такого рода представления толкали крестьян на захват господских земель, лесов, помещичьих пастбищ и т. д.

Наследие прошлого также ощущалось в консервативном мышлении землевладельцев. Помещик не стремился внедрять технические усовершенствования, которые увеличили бы производительность труда: рабочая сила имелась в избытке и почти бесплатно, так как крестьянское население постоянно росло; кроме того, помещик мог использовать примитивный инвентарь самих крестьян, привыкших к барщине. Имелись, конечно, и некоторые исключения, в основном на окраинах — в Прибалтике, Причерноморье, в степных районах юго-востока, в тех местностях, где давление общинного уклада и пережитки крепостничества были слабее. Поместное дворянство постепенно приходило в упадок из-за непроизводительных расходов, которые в конечном итоге привели к переходу земли в руки других социальных слоев. Однако процесс проходил достаточно медленно и не решал острейшей проблемы крестьянского малоземелья.

Политические партии и движения. Оппозиция

Социальные и экономические изменения конца XIX в. способствовали подъему оппозиционных движений, ставивших в большей или меньшей степени под сомнение существующий политический строй. Либеральное движение было наиболее заметным среди них. Весьма разнородное по своему составу, движение имело два течения — умеренное и радикальное.

Умеренные либералы в большинстве своем были земскими деятелями. Даже самые законопослушные земские деятели в провинции в конце концов возмущались тем, что центральное правительство столь резко ограничивало их роль на местах. Голод 1891 г. дал решающий импульс развитию оппозиции. Она сформировалась как реакция против всесилия царской бюрократии, ее бездеятельности, против косности самодержавия, против экономической политики Витте. Растерявшиеся власти обратились к земским деятелям, чтобы организовать помощь голодающим крестьянам. Были сформированы группы по изучению аграрного вопроса. Констатация социального неравенства в деревне неизбежно привела к желанию реформировать ту систему, которая его порождала. Однако идеи, высказываемые либералами, отражали умеренность, свойственную им. Поначалу земские либералы стремились бороться не с самой самодержавной властью, а лишь с «бюрократическим искажением» ее, помня о монархе-реформаторе Александре II. В их среде высказывались взгляды о желательности создания при императоре чисто консультативного органа, задачей которого было скорее «донести глас народа» до царя, нежели ограничить власть самодержца (например, председатель Московской земской управы Дмитрий Н. Шипов выдвигал старый славянофильский лозунг: «Царю — власть, народу — мнение!», вспоминали и проект М. Т. Лорис-Меликова 1880 г.), а также предоставления народу минимума политических свобод. Серьезным ударом для умеренных либералов стала, во-первых, речь Николая II перед земскими представителями 17 января 1895 г., где он прямо назвал надежды на политические реформы «бессмысленными мечтаниями», а во-вторых, Ходынская катастрофа 18 мая 1896 г. (1389 погибших, 1300 получивших тяжелые увечья), которую император фактически проигнорировал, показав, по мнению большинства русского общества, равнодушие к своему народу. Тем не менее, земская оппозиция не исчезла. В 1899 г. земцы создали нелегальный кружок «Беседы», имевший целью «пробуждение общественного мнения, чтобы оно было более авторитетным для Петербурга. Общий лозунг — сочувствие земству». В 1901 г. прошел Съезд земских деятелей, принявший резолюцию, в которой говорилось о необходимости расширения прав земств, повышения роли крестьян в земствах, создании всероссийского земского органа и предоставлении населению некоторых политических свобод. На этой платформе в 1903 г. сложился «Союз земцев-конституционалистов» — одна из составных частей будущей кадетской партии.

Социальной базой радикальных либералов стала интеллигенция, которая к концу столетия стала претендовать на то, чтобы стать «третьей силой», отстаивать либеральные идеи в борьбе и с самодержавием и с революционным экстремизмом. Центрами объединения радикальных либералов (наподобие земств для умеренных) стали разнообразные профессиональные объединения, культурные ассоциации (например Комитет по развитию культуры, Вольное экономическое общество, Московское правовое общество и др). Эти организации дали либералам возможность общения. Они поняли, что по численности составляют теперь определенную силу. Так постепенно сформировалась настоящая сеть политических организаций, имеющих абсолютно легальную основу. Еще одним центром притяжения радикальных либералов стал издававшийся в Штутгарте с лета 1902 г. Петром Б. Струве журнал «Освобождение». Бывший легальный марксист, Струве вскоре перешел от идеи диктатуры пролетариата к эволюционной концепции, предполагающей создание парламентской демократической модели путем реформ. Либеральная интеллигенция, близкая ему по убеждениям, объединилась вокруг журнала в «Союз освобождения» (1904 г.), также ставший одной из составляющей партии КД. В «Союз» входили видные университетские ученые (историк Павел Н. Милюков, философы Сергей Н. Булгаков и Николай А. Бердяев), члены земств (Павел Д. Долгоруков, Иван И. Петрункевич), адвокаты (Василий А. Маклаков). Программа партии была намного более радикальной, чем программа либерального дворянства. «Союз освобождения» требовал избрания путем всеобщих выборов конституционного собрания, которое определило бы дальнейшую жизнь страны и судьбу монархии, провело бы широкие реформы. Будучи противниками насилия, либералы стремились к организации «конституционного» движения. Они собирались на многочисленные «политические банкеты», подобно противникам Июльской монархии во Франции в 1847 г. За десять лет либеральное течение сильно радикализировалось. Это произошло вследствие осознания либералами своей силы, в противовес разрозненному революционному движению и власти, которой предстояло начиная с 1900 г. вступить в полосу острейшего экономического и социального кризиса.

Революционные организации на рубеже веков были еще крайне раздроблены и слабы. «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» был фактически разгромлен полицией к концу 1895 — началу 1896 гг. Владимир И. Ульянов вместе со своим другом Юлием О. Мартовым был арестован и сослан на три года в Сибирь, где написал один из фундаментальных своих трудов «Развитие капитализма в России».

Разгром «Союза борьбы…» и, одновременно, успех забастовки рабочих-текстильщиков способствовали появлению нового течения в кругах социалистов, так называемого экономизма (развитие «легального марксизма» (П. Струве, Михаил И. Туган-Барановский, С. Булгаков и др.). Как считали его теоретики (супруги Сергей Н. Прокопович и Екатерина Д. Кускова), необходимо было выдвинуть на первый план экономические требования трудящихся, а борьбу с самодержавием предоставить либералам. Пока шли споры, небольшая группа деятелей социал-демократической ориентации основала в Минске 1 марта 1898 г. Российскую социал-демократичскую рабочую партию. Событие это имело чисто символическое значение, ибо, как только завершился съезд, восемь из девяти основателей новой партии были арестованы. Тем не менее, необходимо отметить, что в России, в отличие от Европы, социалистические партии возникли раньше буржуазных.

По возвращении из сибирской ссылки Ульянов и Мартов покинули Россию, чтобы объединиться с группой Плеханова в борьбе против экономизма в социал-демократическом движении. Важным этапом развития движения стал декабрь 1900 г., когда Плеханов со своими сподвижниками, Ульянов (с 1901 г. начал использовать псевдоним Н. Ленин) и Мартов начали издавать в Лейпциге (затем — Мюнхене) новую газету «Искра». Ленин, ставший в скором времени главным редактором «Искры», решил сделать ее центром организации партии, которой еще фактически не существовало. Предполагалось образовывать первичные ячейки партии вокруг распространителей газеты, на собраниях обсуждать материалы свежих номеров, вовлекая, тем самым, рабочих в революционное движение, а в деле доставки и распространения нелегального издания проверять деловые качества новых членов. Благодаря «Искре» резко расширился круг ленинской аудитории, причем как раз в тот момент, когда экономический кризис жестоко ударил по рабочему классу. В 1902 г. вышел в свет основополагающий труд Ленина «Что делать?», где он сформулировал главные направления революционной стратегии. Эту работу можно назвать первым манифестом большевизма. В ней Ленин, считая, что революцию в России может резко ускорить активная деятельность революционной партии, высказывался за строго централизованную партию, состоящую из профессиональных революционеров, ибо только они смогут увести рабочий класс с пути профсоюзной борьбы, привнесут в него подлинное социалистическое и пролетарское сознание, присущее, по мнению Ленина, лишь его последователям.

Эта концепция повлекла за собой в июле-августе 1903 г. разделение партии на меньшевиков и большевиков во время II съезда РСДРП в Брюсселе — Лондоне (так как бельгийская полиция запретила его заседания). Мнения делегатов, голосовавших на съезде разделились по основному вопросу, а именно по вопросу о членстве в партии (первая статья Устава партии). Ленин предлагал сформулировать ее таким образом, чтобы обязанностью каждого из членов являлось не только следовать программе партии, но и принимать активное участие в деятельности низовых организаций, связанных с непосредственной революционной борьбой. Такая формулировка противостояла той, которую предлагал Мартов. Его вариант, по сути, повторял устав немецкой социал-демократическй партии: быть членом партии — значит разделять ее программу и подчиняться центральным органам управления. Спор шел не только о формулировках. Фактически друг другу противостояли две концепции партии. По Ленину, партия должна была стать организацией с жесткой структурой, строго дисциплинированной, с полным подчинением нижестоящих вышестоящим. Партия должна была стать организацией профессиональных революционеров и отмежеваться от нерешительных попутчиков (линия Нечаев — Ткачаев — Ленин). Только так она, по мнению Ленина, могла привести к власти рабочий класс в стране, столь отсталой в экономическом и культурном отношении. Мартов же видел партию на европейский манер — как широкий союз, способный привлечь наибольшее число рабочих.

Мартовская формулировка получила незначительное большинство голосов (28 голосов, против 23 за ленинскую). Однако в это большинство входили пятеро делегатов Бунда (Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше) и двое «Экономистов», которые добивались автономии в составе партии, а не добившись ее, покинули съезд. Таким образом, к концу съезда сторонники Ленина оказались в большинстве (отсюда — большевики). Поначалу казалось, что эта ситуация не приведет к расколу, однако Ленин был непримирим, когда дело касалось сути его концепций. Мартов, в свою очередь, не мог следовать путем, который казался ему ошибочным с политической зрения. Начиная с 1904 г. Плеханов сблизился с Мартовым, и большинство редакционной коллегии порвало с Лениным. После нескольких неудачных попыток сохранить руководство газетой, которая была центральным органом партии, Ленин, опираясь на ЦК, где большинство сохранялось за ним, решил основать свою собственную газету («Вперед!»). В 1905 г. состоялись параллельно два раздельных съезда — большевиков в Лондоне и меньшевиков в Женеве, — оформился раскол российского социал-демократического движения на две партии. Он наглядно показал наличие двух принципиально различных стратегических подходов. С одной стороны, стратегию возможного, а с другой — волюнтаристскую стратегию, порывающую с западной концепцией постепенной борьбы и реформ.

Сосредоточив свое внимание прежде всего на рабочем классе, российские социал-демократы не придавали большого значения крестьянству. В русской деревне было сильно влияние партии социалистов-революционеров (эсеров), образовавшейся в 1902 г. после слияния нескольких разрозненных партийных группировок, близких друг другу по убеждениям. По возвращении из ссылки по амнистии в 1896—1897 гг. деятели народнического движения, такие, как Екатерина К. Брешковская (была лишена свободы с 1874 г.), Михаил Р. Гоц (в ссылке — с 1886 г., в 1889 г. был приговорен к бессрочной каторге), Марк А. Натансон, при поддержке студенческой молодежи — Григория А. Гершуни в Минске, Виктора М. Чернова (ставшего впоследствии видным теоретиком эсеров) в Саратове — попытались организовать небольшие общества революционеров. Их ближайшей целью было скорейшее достижение политической свободы, в перспективе они мечтали о смене политического и социального режима. Эсеры унаследовали от народников симпатии к крестьянам и приверженность терроризму. Подобно народникам, они видели в сельской общине ядро социализма на селе, основанного на кооперации и децентрализации.

В неонародническом движении наблюдаются две волны — поколение эсеров начала века существенно отличается от своих предшественников — террористов 1870-х гг. Дело в том, что эсеры оказались под влиянием марксизма, хотя многие отрицали возможность его применения в русских условиях. Осознав экономические и социальные изменения в стране, видя, что активистов движения легче найти в городской среде, эсеры сменили тактику. Теперь они уже не делали ставку исключительно на крестьянство и не рассматривали терроризм как единственное средство борьбы. Их партия избрала целый ряд путей воздействия на массы: в них входила пропаганда не только среди крестьян, но также среди рабочих непромышленных центров, организация стачек, повседневная борьба против роста налогообложения и бюрократических злоупотреблений, поддержка стихийных форм борьбы на селе. Группы их состояли преимущественно из мелких земских служащих, сельской интеллигенции (главным образом учителей), они находились в постоянном контакте с крестьянами.

Планы эсеров на случай прихода к власти были просты — путь к социализму через обобществление («социализацию») и справедливый раздел всей земли между желающими на ней трудиться. При условии полной свободы труда независимые производители должны будут сами придти к мысли о необходимости объединения в коллективные хозяйства, и цель будет достигнута. Местная администрация, видя, что ее роль сходит на нет, сольется с коллективом производителей и исчезнет сама собой. Этот план отвечал чаянием крестьянства и этим объяснялась популярность эсеров в деревнях.

Большую роль в тактике эсеров по-прежнему играл терроризм (они выдвинули задачу сочетания политического террора в городах и аграрного террора (разгром имений, убийства помещиков и т. п.) в деревне). С момента создания партии для организации политического «центрального» террора в нее входила «боевая организация» (создана в 1901 г. Гершуни), в которую нередко проникали двойные агенты (напр. Евно Ф. Азеф, руководивший организацией после ареста Гершуни в 1903—1908 гг.). Новая волна террора поднялась в 1901—1904 гг. Жертвами эсеровского террора стали, в частности, министр народного образования Николай П. Боголепов (1901 г.), министр внутренних дел Дмитрий С Сипягин (1902 г.), Вячеслав К. Плеве, сменивший Сипягина на этом посту (1904 г.), великий князь Сергей Александрович, генерал-губернатор Москвы и дядя императора (1905 г.). Эта серия убийств произвела большой эффект и, несомненно, сыграла свою роль в контексте экономического, политического и социального кризиса.

Однако эсерам не хватало дисциплины, в их партию входили разнородные элементы и по своей структуре она представляла собой полную противоположность партии ленинского типа.

В оппозиции самодержавию находились и национальные движения нерусских народов, населявших империю. Наиболее организованы и сплочены были финны (в Финляндии с 1898 г. начали политику русификации, в 1899 г. сейм был лишен законодательных прав, а в 1900 г. в финском Сенате в качестве единственного официального был введен русский язык; в ответ в 1904 г. генерал-губернатор Финляндии генерал Бобриков был убит) и поляки (в публичных местах запрещалось говорить по-польски). Сложны были межнациональные отношения на Кавказе (особенно армяне — азербайджанцы). В мусульманских районах, особенно в Крыму было заметно влияние пантюркистских идей.

Эти оппозиционные силы были малочисленны, раздроблены и казались не такими уж страшными. С ними можно было бы легко справиться, если бы не наступил серьезный экономический кризис, который усугубил недовольство и активизировал оппозицию.

Кризис 1901—1903 гг.

После экономического подъема 1895—1899 гг. произошел значительный спад производства, который распространился на Западную Европу и Соединенные Штаты. Рынок капиталовложений резко сократился, и кризис сильно ударил по экономике России, так как промышленные предприятия страны только-только встали на ноги и нуждались еще в значительных кредитах. Недавно построенные заводы вынуждены были в 1900—1901 гг. резко сократить производство, а то и вовсе остановить его. Осенью 1899 гг. в Санкт-Петербурге на бирже был зафиксирован обвал котировок, связанный с банкротством нескольких крупных промышленников. Российское правительство потеряло возможность получать иностранные займы, следствием чего стало немедленное сокращение государственных заказов (а ведь для некоторых отраслей промышленности государство являлось основным заказчиком!). Таким образом, кризис обнаружил хрупкость промышленных отраслей, базировавшихся на государственных заказах. Для предотвращения более масштабных потрясений правительство увеличило выдачу государственных кредитов промышленности, повысило таможенные тарифы и стимулировало экспорт, приняло решение размещать государственные заказы только на русских предприятиях (впрочем, это исполнялось далеко не всегда) и, наконец, было вынуждено выкупить акции ряда несостоятельных компаний для предотвращения обвала рынка ценных бумаг. Правительству удалось (особенно благодаря действиям Витте) минимизировать последствия кризиса, однако быстро выйти из него не удалось. Интересно отметить, что промышленность, работающая на текущее потребление (например, текстильная), почти не пострадала.

В течение трех лет более 4 тыс. предприятий были вынуждены закрыться и уволить своих рабочих. Оздоровление рынка шло по пути все большей монополизации. Создавались картели (сбытовая монополия, то есть участники сохраняют самостоятельность, но устанавливают квоты производства и сбыта, цены и условия продажи и т. д.) и синдикаты (монополия, объединяющая сбыт товаров своих участников, а иногда и закупки сырья) (1902 г. — «Продамет», 1904 г. — «Продуголь» и «Продвагон» и т. д.). Существуют также высшие формы монополий — тресты и концерны (в России в рассматриваемое время отсутствовали). Трест основан на объединении под единым управление производства, сбыта и финансов отдельных предприятий, лишающихся своей самостоятельности. Тресты подчас являются составной частью еще более крупных монополий — концернов, объединяющих путем финансовых и личных связей предприятия различных отраслей под контролем того или иного банка или финансовой группы. К 1906 г. в России уже было около 30 официальных монополий и не меньшее количество тайных или нигде не зарегистрированных. Это было доказательством того, что тяжелая промышленность России полностью вступила на путь концентрации производства.

Массовые увольнения вызвали волну безработицы, которая в свою очередь вызвала возвращение в деревню рабочих, недавно устроившихся в городе. Так волна кризиса докатилась и до деревни, которая и без того задыхалась от своих собственных проблем. 1901 г. оказался неурожайным, тогда как и предшествовавший год был весьма средним. Повсюду в деревне давало себя знать перенаселение. Упала и без того нищенская оплата труда батраков; усилилась задолженность крестьян-батраков. Даже крупные помещики почувствовали на себе последствия кризиса: мировые цены на зерно резко упали, что заметно повлияло на их доходы, так как внутренний рынок был весьма ограничен. Витте был смещен со своего поста (1903 г.). Помещики обвинили его в развале сельского хозяйства во имя подъема промышленности, которая не смогла устоять перед кризисом, пришедшим из-за границы.

В 1902 г., впервые с 1861 г., поднялась целая волна беспорядков в деревне. На Украине и Среднем Поволожье разразились бунты. По данным полиции в период с 1902 по 1904 гг. произошло 670 крестьянских восстаний. Обычно они начинались с разгрома помещичьих усадеб, затем крестьяне занимали поля и угодья своих помещиков, присваивали себе скот и сельскохозяйственный инвентарь.

Постепенно менялся и общий облик деревни. Благодаря земским школам 20 — 25 % крестьян уже были грамотными, а значит могли усваивать идеи, содержащиеся в революционных брошюрах. Развитие железнодорожной сети, работа на заводах и служба в армии способствовали расширению кругозора крестьян.

Новый подъем производства, наметившийся в 1903 г. вовсе не означал успокоения. За один только год в стачках участвовало 200.000 рабочих. Нефтяники Баку сумели путем организованной стачки добиться уступок от нефтяных компаний. Официальные правительственные профсоюзы утратили контроль за ситуацией, а кое-где даже приняли участие в стихийных «неподконтрольных» забастовках. Зубатов был смещен.

Волнения коснулись и студентов — наследников разночинной интеллигенции 1860—1870 гг., численность которых только за 1890-е гг. удвоилась. Студенчество уже не хотело мириться с установленными во времена Александра III ограничениями самостоятельности высших учебных заведений. В феврале 1899 г. полиция ворвалась в здание Санкт-Петербургского университета и расправилась со студентами. В ответ они стали бойкотировать занятия; в течение ряда лет в университете возобновлялись забастовки, которые вскоре перекинулись в провинцию. В марте 1902 г. состоялся подпольный всероссийский съезд студентов, на котором приверженцы либеральных взглядов и эсеры выступили друг против друга. Несмотря на тщательность отбора студентов при приеме и исключения недовольых, высшие учебные заведения превращались в рассадник антиправительственной агитации.

Таким образом, к началу XX в. в России вновь активизировалась оппозиция, задавленная было при Александре III. Реакция властей не заставила себя ждать. Репрессии начались с того момента, когда в апреле министром внутренних дел был назначен Плеве. Для подавления крестьянских восстаний и рабочих забастовок была послана армия. Подверглись преследованиям евреи (в 1902—1904 гг. при полном попустительстве полиции в Кишиневе и Одессе произошли массовые еврейские погромы), на которых правительство стремилось направить волну народного недовольства. Все земские деятели, мало-мальски подозреваемые в либерализме, были смещены со своих постов. Таким образом, правительство давало ясно понять, что оно как и впредь намерено отвергая какие бы то ни было реформы силой отстаивать незыблемость традиционных форм правления. Однако Россия была уже иной, да и Николаю II было далеко до своего отца.