Передовые военные руководители хорошо понимали, что только грамотная армия может основательно и серьезно овладеть новыми приемами обучения. Значительно возросла в этой связи роль офицера. «Делавшееся прежде годами теперь нужно поспевать делать месяцами, иногда днями,— констатировал генерал М. И. Драгомиров,— ... если офицер не сделает, то и никто не сделает». На плечи офицерского состава легла тяжелейшая ноша. С одной стороны, задачи общеобразовательного, общекультурного характера, с другой — задачи повышения качества боевой подготовки войск.
Надо заметить, что в реализации офицерским корпусом этой сложной программы отчетливо обозначились две тенденции.
Первая из них — исторически традиционная для русской армии — заключалась в исключительном самопожертвовании, когда все силы отдавались благородному делу воспитания и обучения, когда именно офицеры своим самоотверженным трудом превращали армию в школу нации, в школу грамотности, возвращая из своих рядов в общество грамотных, образованных граждан, наделенных такими высокими понятиями, как честь и достоинство, дух войскового товарищества и уважения друг к другу. «Побольше сердца, господа, в отношениях особенно к молодому солдату, если хотите, чтобы и его сердце открылось вам навстречу. В бою ведь на одной казенщине далеко не уедете.— говорилось в одном из приказов командующего Киевским военным округом,— кто не бережет солдата, не достоин чести им командовать».
Противоположной тенденцией, обозначившейся в среде офицеров в этот период, было проявление невежества, косности, духа казенщины в вопросах обучения и воспитания войск. Многие передовые офицеры и генералы подмечали эти негативные процессы и пытались разобраться в них. «С течением времени комплектование офицерского корпуса все более затрудняется,— доносил военный министр Куропаткин.— С открытием большого числа новых путей для деятельности лиц энергичных, образованных и знающих в армию идут наряду с людьми, имеющими призвание к военной службе, также неудачники, которым не повезло на других дорогах, люди, не имевшие возможности окончить даже 6 классов гимназического курса».
Здесь надо заметить, что изменение системы военного образования после проведения военных реформ, с одной стороны, сделало поступление в офицерский корпус более доступным для разных слоев общества, с другой — привнесло в офицерскую среду многие болезненные проблемы, характерные для развития русского общества на этом этапе. «Пехотные и кавалерийские полки получают офицеров преимущественно из юнкерских училищ,—с грустью отмечал один из современников.— В юнкерские училища поступают в большинстве кое-как окончившие 4 класса гимназии и выдержавшие очень немудрый экзамен. Эти молодые люди — слабохарактерные, не способные к работе и недостаточно развитые; в военную службу они идут потому, что всякая другая деятельность, обеспечивающая их существование, для них закрыта. Таким взрослым неудачникам, по моему убеждению, не место в армии».
Немаловажным моментом в этой связи было и явно недостаточное материальное обеспечение среднего офицерства. Такое положение, безусловно, оказывало влияние на нравственный климат в офицерской среде и сказывалось на отношении к службе.
Эта противоречивая картина сложилась в армии к началу XX в. незадолго до русско-японской войны. Кроме того, имели распространение плац-парадные настроения, показуха и шапкозакидательство, разлагавшие воинский коллектив и подрывавшие честь русского офицера и воина. Однако история развития военной мысли свидетельствует, что передовые представители русской армии продолжали на практике отстаивать положение о решающей роли нравственной силы на войне. «Там, где человек любит свою Родину, любит свою часть,— подчеркивал М. И. Драгомиров,— там он не задумывается жертвовать собою для их блага».
Генерал Михневич считал, что «духовное начало на войне имеет даже преобладающее значение». Крупный военный теоретик А. А. Незнамов большое внимание уделял нравственному фактору в подготовке к войне. Дух воинов, способность к самопожертвованию ставились им чрезвычайно высоко.
Русско-японская война поставила новые проблемы перед военной теорией и практикой, потребовала пересмотра взглядов на вопросы воинского долга, чести, взаимоотношений между солдатами и офицерами. Изучение опыта войны было проникнуто искренним желанием извлечь правильные уроки, найти основные причины поражения русской армии и флота.
Армия в определенной мере лицо нации. Следовательно, все процессы, происходящие в обществе, его недуги и болезни отражаются и на армии. Бюрократизм и протекционизм, присущие государственному строю самодержавной России, накладывали отпечаток на деятельность высшего командного состава. Отсутствовала система переподготовки, большие изъяны были в практике назначения на командные должности и порядке прохождения службы офицерами и генералами. Незадолго до войны М. И. Драгомиров пророчески указывал в своем докладе царю, что «между старшими войсковыми начальниками, начиная с бригадных командиров, все еще много таких, которые в мирное время бесполезны, а в военное время будут вредны».
Генерал М. В. Грулёв, командовавший во время войны Псковским пехотным полком, с горечью замечал: «... отсутствие инициативы и самостоятельности, пассивная роль нашего командного состава, полагавшего возможным руководить войсками в бою только на основании нехитрого кодекса «слушаю» и «как прикажете»,— кто не сознавал у нас этого недуга задолго еще до злосчастной войны?»
Вскрывая недостатки в обучении и воспитании войск, передовые офицеры того времени призывали учить армию тому, что необходимо на войне. «Обучение действиям войск в бою — вот цель, к которой, должно все стремиться и с которою должно все сообразовываться,— писал А. А. Незнамов.— Мы большую часть времени губим на тонкости уставных учений, на выбивание высоких процентов, на гарнизонную службу, на смотры и подготовку к ним».
Русско-японская война обнажила все противоречия государственного и военного механизма России. Вместе с тем исторический материал свидетельствует об исключительном мужестве, проявленном на полях сражений русскими офицерами и солдатами, об их безграничной самоотверженности, верности своему воинскому долгу. Согласно официальной статистике, с ноября 1904 г. по сентябрь 1905 г. процент убитых, раненых и пропавших без вести среди офицеров составлял 30 %, а среди солдат — 20 %, при этом процент убитых доходил до 4,1 среди офицеров и 2,5 среди солдат. «Наши офицеры, за немногим исключением, вели себя доблестно,— констатировал генерал Куропаткин,— теряли большой процент убитыми и ранеными (значительно больший, чем нижние чины)».
Стремление передовой части русских генералов и офицеров противопоставить казенщине и бездуховности, царившей в период русско-японской войны, величие долга и чести воинской свидетельствует о том, что при проявлении любых пороков самодержавия армия всегда оставалась носительницей высокой чести, нравственности и долга.
О долге и чести воинской в российской армии: Собрание материалов, 0-11 документов и статей / Сост. Ю.А. Галушко, А.А. Колесников; Под ред. В.Н. Лобова.— 2-е изд. М.: Воениздат, 1991.— 368 с: ил.
Макет и оформление книги художника Н.Т. Катеруши.
Фотосъемка экспонатов Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи специально для этой книги выполнена Д.П. Гетманенко.
Присоединиться