Самонов

МЫСЛИ СОВРЕМЕННОГО ОФИЦЕРА

Не будем усыплять себя покойной внешностью политического горизонта. Обстоятельства последней войны показали нам наглядно, как мгновенно возникают современные войны и как тяжко расплачивается та из сторон, которая в мирное время не сумела приготовиться к войне и использовать результаты прогресса военного искусства.
...Наша армия сейчас должна переживать знаменательный момент реформ и созидания крепкой военной силы, для которой случайности в будущем не имели бы места. Мы думаем, что приложение научных богатств века и в особенности военной техники станут характерной чертой нашей обновленной армии. Опыт войны показал, что главная забота должна быть обращена на воспитание войск и на их обучение.
Нам, офицерам, предстоит огромная работа создать эту обновленную армию, но в основу всей этой колоссальной и серьезной работы мы, офицеры, должны положить главным образом развитие в солдате чувства воинской чести и высокого долга служения Родине на старых, забытых истинах, которыми были одухотворены все победы Петра I, Суворова и Скобелева. Фундамент этот стар как
мир, и истины его вечны и неизменны: его вы найдете в организации легионов Цезаря, полках Наполеона, Суворова, но он, как утраченный секрет, по какой-то роковой случайности забыт нами. Но мы должны его, этот дух, воскресить во что бы то ни стало вновь, одухотворить его своею творческой работой и влить в солдатские головы и души самоотверженный патриотизм, в офицерах воспитать уважение к законности и порядку, а во главе армии должны стать талантливые вожди — военачальники, с твердой и железной волей.

...Военная наука стала достоянием касты, а не достоянием всей армии. Корпус офицеров армии скрывает огромную потенциальную энергию мысли и творческого труда. Дайте его только разумно, и вы увидите, как все в армии быстро двинется, организуется, и армия, побежденная, воспрянет духом и будет совершенствоваться новыми путями военной науки и практики.
Уроки и абиссинской, испанской, греческой и англо-бурской войны прошли для нас даром и выразились в скромных отрывочных трудах, не внеся почти никаких перемен в наше военное искусство. Основные принципы комплектования, обмундирования и административной жизни остались все те же, какие были в последнюю турецкую войну. Коренной вопрос воспитания и образования корпуса офицеров наглядно выражался огромным % офицеров низшего военного образования  из  окружных училищ.
Программа окружных училищ исчерпывалась строем, гимнастикой, артиллерия — стрельбой, фортификацией, наставлением самоокапывания, а военная техника — лагерем и глазомерного съемкой. Высшее командование армией в лице командиров и генералов поражает своими преклонными годами и отсутствием энергии. Конечно, младший состав офицеров, пройдя школу обучения в таких условиях, научился военному искусству очень мало, а скорее, воспитался на покойном течении дел, на началах военной администрации и тяжелой несуразной хозяйственной части. Все лучшее из строя или вовсе покидало армию, или отбиралось в штабы, управления и канцелярии, где убивало свои силы на писании ненужных бумаг и несуразных литературных донесений по разнообразным формам о благополучном состоянии частей. Никто не искал новых путей и новых начал, и армия, естественно, каменела и не двигалась вперед. Кто служил в строю, тот знает хорошо, что такое полковая жизнь и где центр тяжести ее труда. Полк — это огромная хозяйственная мастерская, где шьют мундиры, шапки, сапоги, высчитывают допотопное свечное довольствие, где офицеры заняты швальнями, хлебопекарнями, вычислением экономической муки, сукна и длины солдатского голенища. Обыкновенно почтенный командир полка большую часть дня сидит за грудою бумаг в канцелярии и беседует с заведующим хозяйством о цене сена, мяса и количестве припека. Огромные нестроевые роты полков, составляющие в армии чуть ли не целый корпус, хлопочут над выделкой колес, фургонов, столов и мебели, забывая, что все это дешевле и скорее можно купить на базаре и не отнимать от армии способных и обученных солдат, которые, как военные мастеровые в полку, только вносят разврат и понижение дисциплины. Таким образом жизнь офицеров и солдат складывалась и шла в уродливых формах ненужного труда, уделяя малую долю обучению специально военному искусству. Отсутствие законной ответственности младших офицеров в роте, естественно, создало тип армейского лентяя, ибо всю ответственность и работу в роте несет ротный командир с опытным фельдфебелем Егорычем. При таких условиях вся рота, естественно, держится на Егорыче и живет далекой своеобразной солдатской жизнью, где состояние военного искусства скорей зависит от исправности сапог и запаса 3 сроков мундиров. Однообразная солдатская литература бравурных подвигов прошлого и летучих суворовских слов, естественно, не могла дать пищи солдатскому уму и сердцу. Солдат живет, видит и слышит за стеною казармы многое, что, естественно, при своем развитии не может переварить, и от отсутствия умственной военной пищи тоскует, нудится и в конце концов озлобляется на военную службу. Отсутствие новейших способов развития и обучения нашего солдата делает его одним из самых неразвитых наряду с другими армиями.
Между тем жизнь не стоит — все движется и идет вперед, а в особенности военное искусство и военная техника. Появился бездымный порох — скорострельное ружье — и, конечно, тактика сейчас же изменилась, как это мы видели в англобурскую войну, где буры наступали редкой цепью в затылок по 4 человека. Настильность и дальность огня вводят новую обмундировку (хаки). В рядах пехоты появляется «Пом— пом» пулемет, а «Длинный Том» совершает переворот в артиллерии, и крепостное орудие с верков крепости впервые вывозится в поле. Лорд Китченер вводит колючую проволоку, которая позднее в Манджурии уже перегораживает долины в 5 верст длиной в четыре ряда. Сама тактика испытывает такую же эволюцию, выдвигая на сцену инициативу личности отдельного стрелка; колонны роты уже не передвигаются массами и цепи не движутся фронтом, а сбегают отдельными стрелками по укрытым склонам и вновь выстраиваются во фронт. Ночные марши операции достигают блестящих результатов, и там, где днем ничего не было, ночью сосредоточиваются целые полки и чуть свет бросаются в атаку. Артиллерия обращается в скорострельную и вместо высот прячется в лощины, в корне меняя принцип стрельбы — массирование орудий на массирование огня и стрельбу по невидимым целям и целым площадям. Роль кавалерии заменяют телефон и телеграф и беспроволочная станция. Главнокомандующий уже не выезжает на позицию, а сидит на месте и создает картину боя по быстрым донесениям телеграфа и телефона. Полевая фортификация обращается в могучее средство безбрустверных окопов с расположением их не на высотах, а у подошвы возвышенностей (сражение при Могисфонтейне)... Стратегия дает новые данные совместного действия армии и флота и их тесной внутренней связи, и войска по горло в воде обходят цинжоунские позиции, в то время как флот обстреливает их с тыла. Стратегия выясняет значение железных дорог и точного математического расчета движения миллионных человеческих масс, где успех движения зависит от расчета глубоких обходов и их разумного применения. Несмотря на все успехи военной науки и техники, принципы военного искусства остаются все те же и штыковой удар, как конечная цель боя, остается вершителем победы. Но выиграть войну зависит от обучения и состояния военного искусства данной армии, о чем очень хорошо выразился римский военный писатель Вегеций в своих «Военных правилах» (издание 1764 г. Сергия Глебова): «Великая армия без военных правил есть ничто иное, как собрание человеков, влекомых на убиение».(...)

Наша Родина обладает здоровым сильным народом, который может дать отличных нравственных и храбрых солдат... Кто служил в строю, тот прекрасно знает, какой отличный материал дают армии новобранцы. Правда, они мало развиты, но они нравственны, добры и представляют тот мягкий воск, из которого можно выработать отменно храбрых и патриотичных до самоотвержения воинов.
...Надо откровенно сознаться, что наш солдат мало любит военное дело, тяготится им и почти вовсе не интересуется своей профессией. Причин к тому много, но главная — это устарелые основы его воспитания и обучения. Во время его новобранчества ему не дают главного фундамента, чувства патриотизма и основных понятий о государстве и армии, между тем с этого бы и надо было начинать. Тогда он своим простым здравым смыслом понял бы, что государство не может существовать без воинской силы и что долг каждого гражданина — быть хорошим воином и уметь храбро защищать родное государство. В самой службе он видит только одну тягость — муштру, и, когда уходит в запас, он буйно выражает свою радость криком, свистом и пьяным разгулом. Слово «запасный солдат» стало синонимом всякого бесчинства. Манджурская армия страдала от них больше, чем от моровой язвы, и начало ее деморализации началось именно с них и кончилось именно тем, чем всегда кончается деморализация солдата,— бунтом... Недостатки наших солдатских школ вполне наглядно сказываются на солдате, школа его плохо развивает в военном отношении. Напрасно думают, что наш солдат глуп; он отлично мыслит, но, к несчастью, не в воинском духе. Виноваты в этом мы, офицеры, которые мало трудимся над объяснением и укреплением в нем главных основ нравственности, а переходим сразу, с первых же шагов обучения, на зазубривание на память знаменитых драгомировских памяток и вопросов, как, например, что такое знамя, что такое присяга, но не учим его, что такое Родина, патриотизм, долг, храбрость, подвиг, ибо первые понятия, которые он вызубривает на память, как попугай, логически, как следствие из причины, вытекают из вторых. Все это отлично поняли японцы и начинают обучение солдат именно с понятия о родине, патриотизме, долге, армии и войне. В нашей системе обучения солдата упущена одна черта — воспитание в солдате воинственности и той здоровой радости жизни, без которой немыслимо жить суровой солдатской жизнью. Солдатские библиотеки наполнены массою бездарных потуг военных литераторов и слабых пересказов подвигов Суворова, Скобелева, с явным тенденциозным стремлением подделаться под солдатский язык. Солдат это давно оценил, лучше непрошеных авторов, и книг таких он не читает вовсе или крутит из них так называемые «козьи ножки»...
При всех недостатках обучения солдата наш солдат помимо того плохо тренирован, тяжел на ходу, в беге и ловкости, а в последней войне наглядно уступал в ловкости и тренировке япошке. Опять-таки и эта причина, как следствие, вытекает из на-шего несуразного наставления «обучения гимнастике», где махание ног, рук, сгибание головы доведено до глупого культа шведских манекенов. Влезание по лестнице, прыгание через веревочку — все это ничего общего с войной не имеет, а потому должно быть немедленно заменено разумной гимнастикой, близкой к бою, т. е. французской борьбой, беганьем, фехтованием и всеми военными приемами ловкости, которыми японцы ставили в тупик в бою наших хлеборобов. Вся идея гимнастики должна быть вылита в идею штурма, натиска и быстроты, что давно нам указал Суворов, но что мы преступно забыли. Но, конечно, не надо падать духом, горький опыт войны, я верю, вернет нашу армию к идеям великого старца — Суворова.
Я хочу теперь подойти к самому больному месту солдатского быта: его ратному начальству — учителям, дядькам, унтерам и знаменитым Егорычам. Хорошие унтера, хорошая рота — вот истина, которую вам скажет каждый ротный командир. Из хороших солдат всегда можно создать дельных и образцовых унтер-офицеров, и создает их не рота, а хорошая учебная команда. Но наши учебные команды не могут этого сделать, и вот почему. При общей неразвитости нашего солдата в учебных командах преподается слишком много теорий, а требование заучивать в долбеж уставы и прочие военные понятия ведет лишь к бессознательному знанию всего проходимого, при незатемненной голове солдата и крепкой его памяти его знания вводят многих из нас в заблуждение. Правда, наши унтер-офицеры многое твердо знают, но, к несчастью, мало что сознательно понимают, так как все это хотя и старательно заучено, но попугайным способом. Наши военные солдатские школы блещут отсутствием наглядных пособий, и в них мало руководствуются с техникой современной педагогики. Все пособия школы сводятся к черной доске, линейке и большим счетам. Между тем введение наглядных таблиц, простых военных карт, чертежей, рисунков, моделей может быстро развивать наших солдат, многое его тогда заинтересует, многое он увидит на примере. Японцы давно ввели у себя учебные современные и военные музеи, где солдаты наглядно видят в моделях пушки, снаряды, картины и рисунки форм чужих армий, военные суда, изображение сражений, одним словом, все, что дает наглядное понятие о современном военном деле. Все это быстро развивает солдата, расширяет его кругозор, вселяет в нем любовь к своему ремеслу. Таким образом, мы видим, что недостатки неподготовленности наших унтер-офицеров заключаются в несоответствующей военной школе. Дайте ему хорошую национальную школу и снабдите школу собранием наглядных пособий, вы увидите, как быстро создадутся сознательные обучения и отличные солдаты, из которых легко будет комплектовать надежный кадр унтер-офицеров, а в бою могущих вполне заменять офицеров.
...Еще Наполеон сказал: «Дайте мне русского солдата, и я покорю весь мир».

...В современной армии солдаты меняются в весьма короткое время и только офицеры составляют ее постоянный кадр. Вот почему создание хорошего корпуса офицеров имеет огромное государственное значение. Благодаря неправильному развитию военно-административной части армии, в прямой ущерб ее строевой службе, еще задолго до войны начался массовый уход офицеров из строя. Каждый офицер, служа в строю, неудержимо стремится или уйти вовсе от службы, или перейти на военно-административную должность, где служба покойнее, содержание больше, а, главное, сохраняется тот же военный мундир и все преимущества строя. По непонятным причинам в некоторых учреждениях существует даже ускоренное производство в чин через три года, и даже несправедливая возможность вернуться в строй, обогнав своих товарищей на два чина. Подобное положение вещей создавало в армии карьеризм в прямой ущерб строевой службе офицеров, что наглядно сказалось на войне, когда батальонами, полками командовали воинские начальники, воспитатели кадетских корпусов и разные административные полковники, а бригадами и дивизиями — губернаторы и военные администраторы. Конечно, все они были жестоко биты японцами. Все это привело к тому, что в критический момент японской войны армия осталась без офицеров и в силу тяжелой необходимости ряды ее заполнились неподготовленным элементом запасных офицеров и прапорщиков, в то время как тыл армии был переполнен офицерами-чиновниками. Причина подобного явления заключается главным образом в крайне тяжелом материальном положении службы в строю и медленном производстве. Молодой офицер, прибывающий в часть, окрылен самыми лучшими намерениями служить и трудиться на благо армии и Родины, но, к несчастью, с первых же шагов службы он наталкивается на сухой формализм и полное отсутствие живого военного дела. Вся служба его проходит в швальнях, хлебопекарнях, цейхгаузах, обозах, мастерских, солдатских лавочках, что, конечно, имеет мало общего с военным делом, а вырабатывает из него офицера-чиновника и ведет лишь к понижению воинственности, упадку духа и полной отсталости от современного военного дела. Не избегают того же и командиры частей, батальонов и рот, которые 3/4 времени заняты хозяйством, отчетностью, а не воспитанием и образованием солдат для боя по современным требованиям военной науки. Таким образом служба в строю потеряла свою привлекательность и стала достоянием идеалистов или неудачников, ибо все живое, талантливое уходило из строя, видя полную необеспеченность и тихое движение по службе. Корпус офицеров комплектуется у нас из офицеров, про-шедших кадетские корпуса и военные училища, но главное ядро армии — пехота комплектуется из окружных училищ. В окружные училища, как справедливо говорит генерал Мартынов, стекаются неудачники всех профессий: неокончивший реалист, выгнанный классик, недотянувший до конца ученик земледельческого или технического училища — вот обычный контингент, которым пополняются окружные училища. Военным человеком можно или родиться, или воспитаться, но сделаться им вдруг в 2—3 года, как это предположено в окружных училищах, едва ли возможно. Вот почему офицеры окружных училищ, за редким исключением, как по воспитанию, а тем более по образованию, мало отвечают своему назначению. В особенности значение корпуса офицеров важно в современное время. К несчастью, наш офицер, обратившийся в чиновника, материально угнетенный и павший духом, конечно, не может владеть солдатским сердцем, когда он сам тяготится своим положением и часто надевает мундир в силу горькой необходимости...

В. А. Самонов. «Мысли современного офицера», вып. 1. Тифлис, 1907 г.