Парский

...Необходимы меры к поднятию личности нашего солдата путем замены существующего притупляющего и часто оскорбительного для него режима более справедливым, законным и однообразным; необходимо, наконец, поднять на практике высоту воинского звания и устранить неприличную в этом отношении разницу между словом закона и делом.
Все это должно повлечь ряд преобразовательных мер, важнейшими из коих являются следующие.
Уничтожение существующей излишней и зачастую ничем не вызываемой грубости в обращении с нижними чинами и строгое фактическое преследование всех проступков, направленных против оскорбления лич-ности солдата, в особенности же кулачной расправы. Правда, последняя теперь встречается реже, но все еще есть...
Как известно, наши военные законы преследуют кулачную расправу, но действительность, как и во многом другом, обыкновенно обходит их. И при всей очевидности того, что существующая в войсках грубость имеет основание и находит себе объяснение в общей нашей некультурности и темноте простого народа, тем не менее это не может служить оправданием: невозможно допустить на службе таких нарушений требо-ваний закона и самой примитивной гуманности; поэтому необходимо и в жизни стремиться к их осуществлению и охранять личность подчиненного и младшего от тех излишних проявлений грубости, к коим мы, начальники и старшие, так легко прибегаем, объясняя их обыкновенно раздражительностью и нервностью, которые привыкли считать исключительно своей привилегией.
Одною из остерегающих мер в этом отношении надо считать права заявления претензий и принесения жалоб на неправильные действия начальника и старшего; но так как существующий способ часто не обеспечивает подчиненного в смысле их действительности и его последующего положения, то очевидно, что принесение жалоб должно быть более ограждено и вообще обставлено иначе. В частности, относительно претензий, следовало бы отменить существующий способ валового опроса,— таковой, как известно, не достигает обыкновенно цели.
Отмена обращения с нижними чинами на «ты»... Вспомним прежде всего, что в армию год от года поступает большее число лиц образованных и развитых; в будущем же это, конечно, только увеличится. И если «ты» будет вполне естественным и обычным для деревенского парня, который никогда и не слыхал иного обращения, то оно уже может казаться странным и даже обидным для человека интеллигентного; делать же в этом отношении какую-либо разницу — недопустимо по духу службы и неудобно вообще. Да и кроме того, надо же вести солдата в этом отношении, приучая его быть более вежливым и почему, в самом деле, человек, привыкший пользоваться вежливым к себе отношением всюду, с поступлением на службу должен как бы лишаться этого? Не странно ли и не обидно ли, что грубость обращения как бы должна составлять необходимую принадлежность воинского звания? Добро бы еще обращение на «ты» носило отеческий характер, но ведь и этого нет. И я думаю, что здесь кроется лишь недоразумение: дух военной службы действительно неизбежно обусловливает категоричность, твердость обращения и отношений, но разве это — равнозначаще грубости и распущенности? Надо же учиться и учить быть вежливым, законным, сохраняя в то же время необходимую твердость и настойчивость.
...Важнейшим вопросом в современном воспитании солдата является развитие в нем инициативы, самостоятельности и находчивости, конечно, в пределах, обусловленных служебной пользой.
Известно, что общий уклад нашей жизни далеко не способствует воспитанию таких качеств и это в особенности, надо думать, применимо к сельскому населению, преимущественно комплектующему армию нижними чинами; впрочем, жизненная обстановка нашего простонародья настолько отличается от городского и более интеллигентного населения вообще, что изложенное выше требует оговорки.
Несомненно, что большая темнота, материальная нужда и беспросветность существования нашего деревенского населения, в связи с особенностями устройства ближайшего управления, действует на него притупляющим образом, что, разумеется, не благоприятствует развитию личности вообще.
С другой стороны, постоянная близость к природе и суровая обстановка самой жизни, непосредственная зависимость благосостояния от труда и ранняя привычка к настоящей работе — все это является нередко таким плюсом в крестьянине, который часто покрывает недостатки общественного и административного уклада; каждый живший в деревне и наблюдавший крестьянских детей обращал, вероятно, внимание на их необыкновенную сметливость, шустрость и резвость по сравнению с городскими и вообще более интел-лигентными однолетками; к юношескому возрасту эта разница часто усугубляется еще тем, что деревенский парень в 12—14 л. нередко исполняет уже отдельную и ответственную работу, тогда как интеллигентный его сверстник только недавно сел на школьную скамью. Поэтому, если в будущем, благодаря образованию и привилегированному положению, последний явится, в общем, более подготовленным в смысле проявлений инициативы и самостоятельности, то, по крайней мере до 20—25-летнего возраста, примерно, крестьянин вряд ли уступит ему в этом отношении.
Я нарочно несколько остановился на этом, дабы показать, что прибывающие на службу новобранцы вовсе уж не до такой степени неподготовлены к самостоятельной работе, как это кажется и принято думать вообще; и что, будь наш служебный уклад иным, а обучение солдата поставлено на более практическую почву, то можно быть уверенным в том, что последний не заявил бы себя плохо и в этом отношении.
Как бы то ни было, но существующий строевой режим является безусловно гнетущим и удушливым в смысле выработки и воспитания инициативы и самостоятельности; произвол, грубость обращения, излишество словесной муштры, влекущие за собой какое-то одеревенение солдата и приниженность его личности и звания, создают такую обстановку, в которой не могут культивироваться эти качества. И для того, чтобы сделать это возможным, необходимо стремиться к постепенному изменению нашего строевого уклада теми путями, которые были указаны выше.
Как видно из всего сказанного о воспитании солдата, последнее является делом настолько сложным, что надлежащее его выполнение будет по плечу только офицеру и притом хорошо подготовленному и близко стоящему к нижним чинам; поэтому в настоящее время надо принять за правило, что и ближайшим воспитателем и руководителем солдата может быть только офицер; если же это дело будет лежать на унтер-офицерах, как это и есть в большинстве случаев теперь, то трудно ожидать заметного прогресса в этом направлении: грубый и почти столь же темный, как и простой солдат, наш современный унтер не является, в сущности, начальником и не сможет руководить им в отношении воинского воспитания и образования. Необходимо разобраться в этом деле и отвести унтер-офицеру более скромную роль по сравнению с той, которую он исполняет на деле, а именно — исключительно помощника офицера и заместителя на случай его отсутствия или убыли, старшего и первого во всех отношениях солдата, более близкого нижним чинам по своему происхождению.
Все это делает насущно необходимым приближение офицера к солдату как путем соответствующей постановки службы младших офицеров, о чем было сказано выше, так и посредством возбуждения доверия солдата, изучения его и входчивости в его положение. В настоящее время, при существующей постановке службы младших офицеров, господстве в частях хозяйственного уклада, у нас в войсках связь офицера с солдатом не может быть признана достаточною и на это должно быть обращено большое внимание, особенно теперь.
И главнейшей в этом отношении мерой, о которой я так часто говорил, является изменение постановки службы младших офицеров путем возложения на них непосредственных и ближайших обязанностей по командованию взводами во всех отношениях, с предоставлением им возможной самостоятельности и установлением ответственности.
Следующей мерой надо поставить освобождение войск от хозяйства, что развяжет руки всем ведающим им в той или иной мере строевым офицерам и позволит обратить большее внимание на душу солдата, его воспитание и боевую подготовку. Остальными мерами в этом направлении будут: более однообразный состав офицеров, поднятие личности и звания солдата в соответствии с изменением существующего режима, что особенно важно в применении к молодым солдатам; наконец, большая осторожность в смысле перемещений офицеров и нижних чинов из одних рот и частей в другие.
Теперь очень много говорят и пишут  об  обязанностях  офицера по отношению солдата, причем, сколько я мог заметить, замечается некоторое стремление к тому, чтобы сделать из первого воспитателя и учителя не только в военном отношении. Посильно ли для офицера задаваться такими задачами и не будет ли это в ущерб своему, воинскому, воспитанию и образованию при теперешнем сроке службы? Будем помнить, что наша специальность и без того уже сложна и трудна и что времени едва хватает на самое насущное, да и вряд ли будет польза от подобной разброски в погоне за многим. Насадить в сердце солдата чувства дисциплины, преданности долгу, патриотизма и товарищества, возможно полнее развить и использовать лучшие природные качества его, сдерживая в то же время проявления отрицательных,— вот достойная офицера задача, с которой дай бог только справиться!
Нельзя закрывать глаза на то, что проведение в жизнь указанных выше мер, ведущих к поднятию личности и звания солдата, может вызывать на первое время и в некоторых случаях большую распущенность солдата, который, как и всякий неразвитый человек, своеобразно понимает свободу и совершенно не привык к ней. Поэтому необходимы и известные остерегающие меры, как-то: возможно беспристрастный, но твердый тон, полная законность во всех служебных требованиях, поощрение лучших людей и резкое оттенение по отношению склонных распускаться; быть может, даже некоторое усиление на первое время взысканий за нарушение дисциплины и чинопочитания. Необходимо дать ясно понять солдату, что если, с одной стороны, для него сделано все, чтобы улучшить его положение на службе, то с другой — с него и спросится больше, и что ему выгоднее быть на хорошем счету у службы, нежели на дурном.
Как видно из всего сказанного, реформы в деле воспитания солдата должны быть основаны на глубокой внутренней работе, на чувстве справедливости и гуманности. Но, как я не раз уже говорил, все это отнюдь не должно уменьшать необходимую в военной службе строгость и твердость тона; и по отношению нашего солдата это особенно важно: как и всякий простолюдин вообще, он склонен уважать силу и твердость и, наоборот, презирать слабость, которой, преимущественно, объясняет мягкость в обхождении с ним, по крайней мере первое время. Поэтому, если излишняя мягкость является по отношению к солдату неуместной вообще, то уж попустительство, а тем более некрасивое заигрывание с ним или расчет на дешевую популярность будут безусловно преступны, и едва ли не в большей даже мере, нежели худшие проявления грубости и жестокости.
Вообще следует стремиться к тому, чтобы каждый военнослужащий без исключения имел бы твердую уверенность в том, что раз он сделал как следует все, что начальник и служба от него требуют, то смело может смотреть в глаза всякому и что никто не может произвольно и безнаказанно лишить его законных прав; если же в чем и виноват, то строгое взыскание по закону или суд, но отнюдь не самоуправство. Отсюда — необходимость строго регулировать и осторожно пользоваться дисциплинарными взысканиями, применение коих желательно по возможности уменьшать, заменяя их в более важных случаях судом. (...)

Функции высшего командования у нас не понимаются должным образом. Как известно, у нас в армии очень немного людей, умеющих «дирижировать» своим делом и этим путем направлять деятельность под-чиненных, предоставляя им необходимую самостоятельность в их действиях; но такое «дирижирование», и притом умелое,— дело не легкое, а условия нашей службы не способствуют тому, чтобы качество это прививалось на практике. Гораздо больше таких начальников, которые не могут править как следует своим делом, потому что не подготовлены к этому прежнею службой; вследствие этого, упуская свои обязанности, они, в той или иной мере, излишне входят в круг ведения подчиненных и зачастую только мешают работе частей, в редких проявлениях самостоятельности коих нередко готовы видеть посягательства на свои, начальнические, права. И преимущественно это в связи с подчинением служебных требований личным взглядам начальства, а также — с частичностью и случайностью оценки офицерской службы и затрудняет развитие самостоятельности у нас в армии. Всякие попытки в этом отношении, вне зависимости от их правильности, оканчиваются обыкновенно тем, что они тушатся, а инициаторам их «нагорает»; это безразборное глушение всякой самостоятельности неизбежно ведет к тому, что ее проявлений нельзя ожидать и в тех случаях, когда они действительно насущно необходимы; у нас подчиненного ведут все время в строгом поводу и он к этому привыкает, а, привыкнув, не может, да и не считает нужным присматри-ваться к обстановке, предоставляя это начальству, от которого и ожидает всегда приказаний. Некоторое влияние в этом отношении оказывает и наше одностороннее уставное определение воинской дисциплины, о чем я говорил выше; в строевом обиходе последняя сводится к исполнению приказаний начальника, преимущественно без всяких рассуждений и сообразования с обстановкой.
В полном соответствии со всем изложенным выше находится и существующая у нас система проверок войсковой работы.
В самом деле, что представляют собой наши смотры и в какой степени они достигают своей цели?
Эти смотры, имеющие значение проверки и оценки, производятся начальством редко и в хорошо всем известное время, причем сущность их, а в некоторых случаях — и способы производства предусмотрены законом и освящены обычаем.
Кому могут принести пользу подобные смотры? Если начальник хорошо знаком со своими частями, то для чего ему смотреть их и тем более в определенное время и по установленным правилам? Если же такой смотр производит начальник новый, то разве он вынесет из него определенное впечатление? Ведь для ознакомления с частью нужно время, и не малое, нужно тщательное наблюдение за нею, в смысле воспитания, обучения, подготовки и т. д.; и заключение о подготовке части к бою может и должно быть составлено не на основании минутного впечатления, «на глазок», а только путем всестороннего и, следовательно, продолжительного знакомства.
Но, быть может, смотры эти полезны для самих частей? К сожалению, нет и этого: наше начальство обыкновенно не ведет и не учит войска, а преимущественно «смотрит» и критикует, что далеко не одно и то же; да и критика-то эта в большинстве случаев сводится к каким-либо излюбленным «конькам», часто не согласованным с официальными уставами, или даже просто к желанию непременно найти что-либо, к замечанию ради его самого; и исполнителям очень приходится считаться со всем этим, так как в противном случае они рискуют своей служебной карьерой.
Я не говорю уже здесь об обычных   перед   каждым осмотром переодеваниях нижних чинов во все чистое, приведении в порядок казарм и т. д. Ведь солдат видит все это очень хорошо, а часто знает и само начальство. Спрашивается, кому все это надо и для чего делается?
И если при этом принять во внимание большое разнообразие в служебных и смотровых требованиях, то надо прийти к заключению, что существующие смотры не только не достигают своей цели, но являются безусловно вредными, заставляя части подлаживаться под личные требования и вкусы начальства, которые далеко не всегда ведут к пользе службы. Отсюда-то и явилось так называемое «очковтирательство», крайне у нас развитое и возможное только при несоответствующем подборе начальствующих лиц, разнообразии служебных требований и большом произволе в смысле постоянных отступлений от уставов и наставлений. О вреде этого явления распространяться не приходится — оно ведет к ложному представлению начальников о степени подготовки войск и делает последнюю мало продуктивной вообще.
Ко всему этому надо еще прибавить привычку некоторых начальствующих лиц предъявлять к частям совершенно невыполнимые иной раз требования, в том расчете, что хоть половина требуемого будет исполнена; это является безусловно вредным, так как порождает в войсках неправильные взгляды на условность исполнения приказаний начальника, что может вести уже к прямым нарушениям воинской дисциплины.
Какими же мерами может быть урегулирован характер современных служебных требований?
Я полагаю, что таковыми являются: создание однородного офицерского состава, усовершенствование способов оценки службы офицеров вообще, и в особенности начальствующих лиц, поднятие строя, изъятие из него хозяйства и, наконец, все мероприятия, ведущие к подъему личности военнослужащего и развитию самостоятельности, о которых было сказано выше. Кроме того, необходимо совсем отменить принятые у нас способы смотров, предоставив начальству знакомиться с войсками исподволь, с течением времени, пользуясь для этого всяким удобным и более характерным случаем, т. е. короче — требуя знания войск не поверхностного и отчетного, а глубокого, всестороннего; и я полагаю, что эта мера не должна представлять каких-либо исключений и для высшего начальства.
Отмена смотров, разумеется, не должна исключать производства разных частичных проверок, являющихся одним из способов ознакомления с войсками, их снабжением и обеспечением всем необходимым...
Какие же меры могут обусловить подъем духа наших войск?
Главнейшими в этом отношении надо считать: возбуждение доверия и установление связи начальника с подчиненными, и в особенности офицера с солдатом; затем, все меры к поднятию личности и звания всякого военнослужащего вообще, и в особенности — установление однородного офицерского состава и со-ответствующая постановка в строю службы младших офицеров. Наконец, борьба с пропагандой всякого рода и, в частности, направленной против армии, поддержание в войсках их боевых традиций, развитие и поддержание товарищества в частях и связи между родами оружия...
После нашей несчастной войны в армии слышны были голоса о бесполезности поддержания в частях их боевых традиций; приводились и соответствующие примеры, что те или другие части войск, имевшие за собой славное прошлое, не оправдали его, тогда как молодые полки сибирских стрелков показали себя не только не хуже, но и гораздо лучше этих старых частей.
Это, разумеется, было только одним из увлечений и преувеличений, возникших после войны, под неблагоприятным впечатлением наших неудач; в данном случае забывалось, что все это, наоборот, только служило подтверждением пренебрежения традицией, для поддержания которой частям еще недостаточно носить соответствующее название и иметь заслуженные их предками боевые отличия. И тем более чести молодым сибирским полкам, которые, ничего не имея за собой в прошлом, сумели создать славное настоящее, которое, разумеется, необходимо сделать и достоянием будущего.
И действительно, на боевые традиции у нас в армии не обращалось должного внимания; если же их и придерживались кое-где, то скорее в смысле пережитков, нередко вредных для армии, или же трактовали их исключительно с внешней стороны.
Прежде всего необходимо помнить, что не только боевая, но и всякая воинская традиция вообще только тогда будет полезна и жизненна, когда она не является слепою и безразборно враждебной по отношению ко всему новому вообще. Поэтому и поддерживать стоит не всякую традицию, а только такую, которая укрепляет дух армии и вместе с тем способствует или, по крайней мере, не направлена против ее роста; и, наоборот, весьма вредно охранять те традиции, которые являются лишь пережитками старого и отжившего; таким образом, к разряду традиций полезных, продуктивных надо отнести все боевые подвиги, товарищество и т. д., поддержание которых совершенно необходимо; с другой стороны, вряд ли кто будет оспаривать, например, вред традиционной грубости и произвола нашего служебного режима, былого «барского» отношения к службе «господ» офицеров и т. д.
Что касается до внешности традиций, то все ее значение обусловливается внутренним содержанием: есть на лицо внутренняя, глубокая традиция — уместна и желательна будет и внешность, нет ее — не надо и наружности, которая в этом случае обращается лишь в пустую внешность. Поэтому все эти красивые старые формы, на которые пошла теперь такая мода, будут полезны только при условии полного соответствия их с внутренними мерами к поддержанию традиций; самая красивая форма сама по себе традиций не поддержит и явится лишь дорогостоящей и потому вредной игрушкой. То же и о разных парадах: нивелировка важных и неважных в этом отношении случаев лишь   подрывает   значение первых.
Хранителем традиций в войсках, при нынешних коротких сроках службы, является почти исключительно офицерский состав. Следовательно, с него, с его подготовки и надо начинать при решении этого вопроса. Наиболее же действительными к поддержанию традиций мерами будут: составление истории частей и кратких памяток для солдата, беседы на соответствующие темы, воспоминания о тех или иных событиях из жизни частей, устройство своих музеев, ознакомление с памятниками военно-исторического значения и знаменательными  в этом  отношении местами.
У нас в армии, слава богу, есть что помянуть и чем можно гордиться: Куликовская битва, осада Пскова и Троицкой Лавры, Смоленск, Полтава, Измаил, Кинбурн-Очаков, Швейцарский поход Суворова, Кавказские войны, Севастополь, завоевание Туркестана, Шипка и т. д. Грешно забывать свое славное прошлое, а мы в этом отношении часто бываем непростительно небрежны. И уж нам-то, имеющим перед собою пример Суворова, казалось, не занимать стать по части развития воинского духа.
Но одной армии, при нынешних сроках ее службы и развитии антивоенных тенденций, нелегко справиться с задачей о поддержании традиции и духа на желательной высоте. И на помощь ей в этом отношении должно прийти государство путем принятия мер общего значения...
Ту же цель — поддержание духа войск — должно преследовать и установление товарищества в частях и связи между родами оружия. И подобно тому, как и вообще во всех почти военных начинаниях, и здесь дело прежде всего за офицерским составом. Установление в нем необходимого однообразия, поднятие личности строевого офицера и значения строя вообще, возможное сокращение всех привилегированных служб, возбуждающих иногда понятную зависть, образование крепких офицерских обществ, поддержание полезных традиций и обычаев, наконец, большая близость начальников к подчиненным и их нуждам — все это в общем может вес.ти к поддержанию товарищества в частях. Не должно забывать и о солдатском составе, по отношению которого необходимы будут: большая близость офицеров и соответствующее воспитание; кроме того, следует, по возможности, удовлетворять все частичные просьбы нижних чинов в смысле стремлений к совместному сослужению по родству, землячеству или дружбе, что, конечно, будет только в пользу товарищества.
Связь между родами оружия у нас почти отсутствует. Объяснять это надо преимущественно разнообразием офицерского состава, организацией соединений, характером служебного режима и, кроме того, недостаточным взаимным знакомством со значением и обязанностями при совместной службе.
Наиболее сплоченными являются у нас те части, в основу комплектования коих, по закону или обычным путем, принят известный подбор офицеров; подобным путем комплектуется вся гвардия, артиллерия, инженерные войска и отчасти кавалерия и стрелки. Совершенно иное в пехотных частях, где состав офицеров обыкновенно чрезвычайно смешанный.
Поэтому важнейшею мерою и в этом отношении должно считать однообразие офицерского состава армии; кроме того, известное влияние должны оказать соответствующая объединяющая организация и совместная работа. Вне этого все остальные меры в направлении поддержания связи будут иметь лишь частичное, случайное значение. (...)